В бой идут одни старики.
Сценарий фильма. ч.1

Как только погаснет свет, прямо в глаза, оглушая и слепя, полыхнет чудовищный взрыв.
В дыму, в тумане возникает запечатленный кинолетописцами незабываемый тысяча девятьсот сорок третий.
Словно странные птицы, мелькают среди огня и взрывов фигуры солдат в плащ-палатках.
На огромном пространстве разворачивается гигантская битва, идет наступление.
Танки рвутся сквозь дым, автоматчики на броне.
Колонны наступающих войск.
До горизонта - атакующие цепи.
Раскалывает ночь бог войны - артиллерия.
Всё в динамике, в стремлении вперед, в безостановочном движении.
Штурмовики "бреют" чужие окопы.
Рев танковых двигателей, грохот канонады, резкий частый треск пулеметов, свист бомб и фырканье осколков, голоса и крики.
Истребители ведут бой. Свечой, взмывая вверх... закладывая крутые виражи.
Переворачиваются земля и небо.
Пунктирные трассы авиационных пушек перечеркивают небо, ловят темный силуэт самолета. Он пытается уйти, уклониться, но густые очереди настигают его - и уже в беспорядочном падении проваливается машина куда-то вниз, к синеющей земле, встающей на ребро.
Ровное поле аэродрома, опушка леса. По одному, по два заходят на посадку истребители.
Стремительно мчится по полю машина, кренится, чуть не чиркая израненным крылом по земле.
И, описав дугу, останавливается, завалившись на плоскость крыла, с подломанным шасси.
Другой истребитель выруливает к стоянке. Замер винт, Отброшен фонарь.
И тишина.

Командир второй эскадрильи капитан Титаренко сидит, откинув голову назад.
И теперь мы видим, как он смертельно устал и как дороги ему эти мгновения тишины и покоя.
Его механик Макарыч, уже в годах мужчина, грузный, плотный, облокотясь на плоскость, тревожно и вопросительно смотрит на летчика.
Подмигнул ему Титаренко, сбросив лямки парашюта, легко выпрыгнул па плоскость, соскочил на землю.
Оживился Макарыч, заулыбался, протягивает капитану традиционную, уже зажженную папиросу. Жадно затянулся Титаренко, сказал устало:
- Вот это драка была... Думал, каюк...
Сливая воду летчику на голову из ведра, Макарыч задал обязательный вопрос:
- Как аппарат?
- Мирово, - ответил Титаренко, отфыркиваясь и вытирая шею полотенцем. Сунул Макарычу шлем, снял у него с головы свою фуражку (Макарыч тут же достает и натягивает пилотку). Титаренко рассказывает, как все летчики, показывая руками:
- Захожу ему в хвост. А он сзади как... елки-палки, хвостом помахал, только и видел!..
Ушел Титаренко, смотрит вслед Макарыч.
А капитан, отбрасывая маскировочную сеть, спросил у старшего лейтенанта Скворцова:
- Слушай, ты почему так оторвался далеко?
- Да, понимаешь, показалось, заклинило пулеметы,- чуть смущенно ответил Скворцов.
- Ну, - не заметив этой заминки, сказал Титаренко, - давай заправляться.
Машина уже ждала летчиков, и повар в белой куртке накладывал в тарелки вареники, горячие, с паром.
А сзади быстро подкатывают к самолету бензозаправщики, оружейники сноровисто и быстро снаряжают машины.
И пока белые вареники горкой накладываются на тарелку, самолеты пьют из шлангов бензин; пар идёт от вареников, а в магазины со звоном вгоняются пулеметные ленты и снаряды.
Летчики группой стоят возле грузовика, еще не остывшие после боя, возбужденные, в пропотевших гимнастерках; а на брезенте, разостланном рядом, их ждет обед.
- А он на левом виражике тянет, тянет, тянет, - рассказывает Титаренко.
Тут повар не выдержал:
- Да вареники же стынут, товарищ командир!
- С вишнями? - деловито поинтересовался Титаренко.
- Да нет, с творогом...
Воробьев, красивый, стройный подошел:
- Товарищ командир, задание выполнил.
- Садись, - сказал Титаренко. - Что видел?
- Видел, как дымил один здорово, а вот как падал - не видел.
- Не то, - скептически сказал Титаренко, принимаясь за вареники.
Тут Алябьев устало повалился на землю, бросив:
- Разрешите?
- Ты что видел?
- Из первой девятки завалили два лапотника, остальные драпанули...
- Не то, - вновь сказал Титаренко и к третьему: - Вано, что видел?
Экспансивный, порывистый Вано рассказывает горячо и страстно:
- Нас зажали четыре "фоккера". Но мы все же выкрутились и к вам...
И тут слышен радостный крик:
- Я сбил!
Это молоденький, еще без орденов, но уже с гвардейским значком, плотный и крепкий, с молодцеватыми усиками на круглом лице, бежит Иван Федорович.
Уселся, запыхавшись, радостно и гордо, и словно все еще не веря тому, что произошло:
- Я сбил. Я сбил, товарищ командир!
Но общего восторга не последовало, наоборот. Вано сокрушенно поцокал и сказал:
- Ай-ай-ай... что ты натворил!
И тут же в тон ему подключился Алябьев.
- Придется родителей к директору вызывать...
- Завтра, - уточнил Вано.
- Точно...
Немного обескураженный Иван Федорович даже не понял сначала, что его разыгрывают, сказал горячо и обиженно:
- Честное слово, сбил!
- С испугу, наверное, - управляясь с вареником, поддержал товарищей Воробьев.
Титаренко нанизал на вилку вареник, протянул Ивану Федоровичу, но, когда тот уже открыл рот, убрал вилку и сказал назидательно:
- Поздравляю с первой победой. Но, между прочим, Иван Федорович, сбивать самолеты противника - это не подвиг, это, так сказать, обязанность истребителя, наши будни... а вот что ты видел?

Иван Федорович машинально взял на руки аэродромную собачку, раскрыв рот, посмотрел вверх (как у школьной доски, не зная урока), потом уточнил у командира:
- В бою?
- Ну, да...
Щенок заскулил, прося вареник.
Тут же Титаренко серьезно приказал щенку:
- Не подсказывай!
Но ответить Ивану Федоровичу не пришлось. Из подъехавшего "виллиса" выпрыгнул комэск-три, поправляя пилотку, подсел:
- Привет, вторая! Дай молочка попить...
- Живой?- дружелюбно сказал Титаренко.- Лапку
подломал?
Вытирая губы, тот ответил так, словно сам удивлялся тому, что цел:
- Угу... десять пробоин, бак вырвало, а у меня ни царапинки. Так говоришь, Маэстро, будем жить?
И, улыбнувшись, поднялся.
- Спасибо.
- Будь ласка, - вдогонку ему сказал Титаренко и с улыбкой-упреком обратился к своим:
- Ну, так что вы все-таки видели?
Покачал головой.
- Как же вы не заметили? Мы же сегодня над моей Украиной дрались...
Отдавая должное вареникам, Алябьев ответил рассудительно:
- А как тут заметишь? Те же поля, дороги, села...
- Э, нет! - живо перебил его Титаренко. - А воздух? Другой. А небо - голубее. И земля зеленее!
- Командир! - решительно сказал Алябьев. - Насчет зелени у нас в Сибири...
- Ну зачем, дорогой, в Сибири? - вмешался горячий Вано. - Приезжай в Бакуриани! Ты там посмотришь, что такое зелень! Там в горах...
- Ты Енисей видел? - спрашивает Алябьев, приводя, с его точки зрения, аргумент неотразимый.
- Не видел! - честно говорит Вано. - А ты Цкенесхали видел? - решил он убить Алябьева названием никому не известной крохотной речушки.
Скворцов лежал на спине среди ромашек и трав.
- Не видел! - слышен голос Алябьева.
Скворцов вздохнул и сказал насмешливо:
- Поехали... - и вдруг приподнялся на локте. - Тихо!
Жаворонок! - и смотрит в небо.
Но это не жаворонок был. Это перечеркнула небо ракета на взлет.
И словно ветром сдуло летчиков, бегут к машинам, торопливо натягивают шлемы, прыгают в кабины.
Ревут моторы, бьет от них ветер, к земле клоня ковыли и травы. Сдувает ветер с доски шахматы.
Уходят в небо самолеты.
И начинаются титры. Они идут на фоне мелькающих в небе истребителей. Круговерть воздушного боя: мелькают машины, то исчезая в белых облаках, то вновь появляясь оттуда.
Вой моторов, треск пулеметов, гулкие очереди пушек.
Звучит фонограмма воздушного боя.
Хриплые и яростные голоса летчиков, слышны только отдельные слова: "Атакую, прикрой!..", "Петька, сзади!.."
И вперемежку - голоса немецких летчиков.
Идет надпись: "В фильме использованы воспоминания советских военных летчиков - участников Великой Отечественной войны, кинохроника и песни военных лет".
И затем - все необходимые титры.
Они заканчиваются названием картины- "В бой идут одни "старики", - и с этой надписи камера панорамирует на лица совсем юных летчиков, напряженно слушающих эту музыку боя, доносящуюся из динамика, висящего на дереве.
Летчики эти - пополнение. Это видно и по новеньким чемоданам у их ног, и по еще необношенной форме, и по тому, как жадно и внимательно они смотрят на черный динамик, доносящий издали грохот и ярость боя.
Командный пункт полка. Опушка леса, блиндажи, землянки, маскировочные сети. А за опушкой - полевой аэродром, в цветах и травах.
Солнце к закату, косые лучи бьют сквозь ветки. На КП тревожно и напряженно, из динамика слышны резкие разгоряченные голоса, у раций связисты выкрикивают позывные, слышен рокот и рев моторов.
Командир полка с наушниками и микрофоном резко требует:
- Первую! Дай первую эскадрилью! Первую эскадрилью дай!
Из блиндажа вышел капитан, начальник штаба с бумагами в руках, скользнул взглядом по новичкам, сказал:
- Да... товарищи летчики, прошу не расходиться... Потом! - отмахнулся от кого-то, крикнул в землянку:
- Капитан Дементьев, ко мне!