ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА ИХ БЬЮТ НАОТМАШЬ

Четверть века их бьют наотмашь. Нагло, безжалостно и жестоко. Каждый год накануне двух памятных дат - 12 декабря и 11 апреля - рождения и смерти Леонида Быкова, стиснув зубы, они ожидают новых ударов. Пресса и телевидение играют в публичной травле ведущую роль, регулярно озвучивая "откровения" псевдодрузей и псевдобиографов народного артиста. Некоторым из них в последние годы он даже не подавал руки.

"Человек, которого любили все, и семья, которая вряд ли его любила" - это была первая пробная инъекция лжи в общественное сознание. Отсутствие ответной реакции и полная безнаказанность развязали клеветникам языки. Далее последовали подробности кошмарного бытописания Маэстро, оскорбительные характеристики членов семьи и окончательный "диагноз" - клеймо "сумасшедших". Так своеобразно "друзья и коллеги покойного" отреагировали на его последнюю просьбу: "Помогите моим ребятам!" Помогли...Плевать в священный для него родник оказалось приятнее и проще, чем протянуть руку помощи. Да они и не просили о помощи, даже в самые тяжелые времена. Не продавали архивы, не открывали фонды, не торговали фамилией. Не оправдывались и не сводили счеты, следуя Его кодексу чести, бережно храня свою память о дорогом человеке. Они помнят его другим, без позолоты мифов и легенд. Знают другую правду о его жизни и смерти. Она совершенно не похожа на официальную, многократно растиражированную записавшимися в душеприказчики "друзьями". Может, поэтому им, живым свидетелям этой правды, так непросто живется среди нас...

"Чтобы понять, почему папа погиб, надо знать, как он жил", - этими словами Марьяна начинает рассказ об отце, впервые за 25 лет нарушив молчание. Открытое лицо без косметики, "быковские" лучистые глаза, его мягкая, застенчивая улыбка, копна вьющихся русых волос, тихий, спокойный голос - какую же силу воли нужно иметь этой хрупкой женщине, чтобы не сломаться, не ожесточиться сердцем и вправду не свихнуться после всего, что довелось пережить.

"Папа был плотью от плоти земли, на которой вырос. Там истоки его характера и судьбы. Он очень гордился тем, что вышел с Донбасса, и что фамилия Быков в этих краях не редкость. Любил простых людей, любил свою Прокатку - рабочий поселок на окраине Краматорска. Он всегда говорил, что именно Прокатка сделала его человеком и научила любить и ценить все то, что он потом любил, и ненавидеть то, что ненавидел".

Многие свои черты он унаследовал от отца, Федора Ивановича Быкова, человека, о котором до сих пор вспоминают старожилы-земляки. Простой батрак, позднее рабочий-металлург, коммунист ленинского призыва, Федор Быков привез первый трактор в родное Знаменское. В гражданскую был и пулеметчиком, и политруком. Рвался воевать и в сорок первом, но с пороком сердца на фронт не брали. Во время эвакуации сопровождал в Барнаул эшелоны с продовольствием. Когда очередной состав прибывал в город, звали его жену, Зинаиду Панкратовну: иди забирай Федора! У него был голодный обморок и дистрофия - взрослый мужчина весил 47 килограммов! А рядом стоял полный эшелон продуктов...

"Это было великое самопожертвование и самоотречение. Таким же абсолютно наивным, чистым и идейным был и его сын. Он не мог быть другим. Так же искренне и неудержимо папа рвался в Корею, где гибли корейские дети. Писал заявления, бросал институт. Его не пустили, и в Корее как-то обошлись без него, но в этом была его суть. Те же максимализм и жертвенность стопроцентно присутствовали и в характере мамы..."

"Мы красиво прожили с ней жизнь..."

В 1947 году конкурс в Харьковский театральный был сумасшедший - поступать ехали со всего Союза. На время вступительных экзаменов молодежь поселили в спортзале института, разделив его на две половины - мужскую и женскую. Вот так и встретились восемнадцатилетний паренек с Донбасса и вчерашняя школьница из Белгорода. Леонид поступил на украинское отделение, Тамара - на русское, а поженились они лишь спустя шесть лет нежной и преданной дружбы в самом старомодном и истинном ее смысле. Но судьба обрушила на них тяжелое испытание - их первый ребенок, девочка, умирает в младенчестве. Пережить трагедию помогает любовь, и вскоре Господь посылает им сына и дочь - в 1956 году родился Лесь, а в 1958-м - Марьяна.

"Прожив свою женскую жизнь и наблюдая многие семьи, я могу сказать, что большего счастья, большего понимания и более бережного отношения друг к другу, чем у моих родителей, я не встречала ни у кого. "Мы красиво прожили с ней жизнь" - так отец написал о маме. Они внутренне были очень похожи - по своему мироощущению, по отношению к жизни и к людям. Мама, кстати, могла сделать неплохую карьеру в театре - она была очень музыкальной, поющей, танцующей. Ее приглашала Харьковская оперетта, но она уехала по "зову Родины" в Ворошиловград, работала в Харьковском ТЮЗе. И папа всегда чувствовал перед мамой вину за то, что она всю жизнь посвятила ему и семье, пожертвовав своей карьерой. Я точно знаю, что и для моего отца главным в жизни была не работа, а семья. Он говорил: "Если я вас хотя бы день не вижу и не слышу, то зачем мне все это?" У нас были особенные отношения - мы ненормально любили друг друга. Мы жили по своим законам. У нас была своя конституция и свои неписаные правила жизни. Это не значит, что мы нарушали законы общества, просто нас заставляли думать и поступать так, как тебе подсказывает совесть.

Это были не назидательные нравоучения. Нас с братом воспитывали личным примером. В нашем маленьком государстве никогда не было скандалов. Мы просто чувствовали друг друга. Мама была для отца главным советчиком, самым строгим критиком и самым преданным другом. И то, что он успел сделать в кино, во многом и ее заслуга".

"Его предупреждали о том, что в Киев ехать не стоит..."

Кинематограф влюбился в Быкова с первого взгляда, и с годами эта любовь становится взаимной. "Ленфильм" давно заприметил обаятельного актера с неистребимым украинским говором, и после одиннадцати лет службы на харьковской сцене Леонид оставляет раздираемый интригами и обескровленный уходом лучших актеров театр. Ленинград сразу же признал Быкова своим. Его вместе с Тамарой приглашают в штат "Ленфильма" и сразу же вручают ключи от просторной трехкомнатной квартиры в лучшем районе города, на набережной Невы. В Ленинграде он сыграл роли, которые принесли ему всесоюзную славу, снял свою первую режиссерскую работу - кинокомедию "Зайчик". На гонорар от "Зайчика" он купил гараж и первую свою машину "Волгу" ГАЗ-21. Машина была нужна Быкову не как престижный предмет роскоши, она давала возможность иногда умчаться от суеты, от людей, побыть наедине с природой, с семьей. Несмотря на публичность профессии, Леонид Федорович был очень скромным, замкнутым и домашним человеком, и Тяпа (так ласково он называл свою машину) была для него настоящим членом семьи.

"Каждому человеку в жизни выделяется определенное количество счастья. Мы то счастье, которое нам выделила судьба, израсходовали в Ленинграде. Папа нежно любил этот город, и в Ленинграде он был совершенно другим: абсолютно раскрепощенным, открытым, счастливым человеком. В нашем доме всегда было по-хорошему шумно, весело, нашими гостями бывали очень интересные люди, велись очень интересные разговоры. Борис Андреев, Станислав Ростоцкий, Алексей Баталов, Алексей Смирнов - тогда нам с Леськой эти имена ни о чем не говорили, но мы видели, как лучились глаза родителей в эти незабываемые ленинградские вечера".

В Ленинграде Быков собирался запускать своих "Стариков", но его давно и настойчиво звали в Киев поднимать украинское кино. Уговаривали, обещали, взывали к "национальной совести". В конце концов он согласился, но очень скоро понял, что совершил, пожалуй, самую большую ошибку в своей жизни.

"Он приехал с готовым сценарием, но его вдруг передают другому режиссеру. На студии его встречают полным бойкотом и фразой: "Понаїхали тут генії! Своїх вистачає! А хто такий Биков?!" И был абсолютный, полнейший бойкот. Два года он находился в простое. Он очень тяжело это переносил и задавал себе вопрос до конца жизни: "Зачем?! Зачем нужно было меня переманивать, если я здесь никому не нужен?!"

Его предупреждали о том, что в Киев ехать не стоит. Станислав Ростоцкий, узнав о намерении Быкова вернуться в Украину, предлагал: "Не заезжая в Киев, - в Москву!" В Ленинграде ждали его возвращения, полгода пустовала квартира. Он не воспользовался возможностью выгодного междугороднего обмена. Покидая Ленинград, оставил ключ на вешалке, написал будущим жильцам плакат "Добро пожаловать!", бросил монетку в Неву и уехал. И больше не вернулся, не позволяла гордость.

В Киеве начались месяцы, годы безвременья. Он ждал, стиснув зубы, множил шрамы на сердце. А однажды, придя на студию, увидел себя в списках на увольнение...За девять лет работы на Довженко он снял по сути всего две картины. И какой ценой!

"Старики" - это больное для папы. Это сотая часть, оставшаяся от замысла. Задумывались другие съемки, другая техника, другие актеры. Скворцова должен был играть Леонид Филатов, Кузнечика - Владимир Конкин. Это должен был быть красивый цветной фильм о любви и о том, что "ненависть разрушает, созидает только любовь". Это мамины слова. Ради них задумывались "Старики". А сколько замыслов осталось на бумаге! Папа очень хотел сыграть Теркина, написал замечательный сценарий шукшинской сказки "До третьих петухов", мечтал экранизировать повесть Бориса Васильева "Не стреляйте в белых лебедей".

Он несколько раз ездил в Госкино "пробивать" постановку "Лебедей", но киношный чиновник с лицом мясника, багровея и брызгая слюной, срывался на крик: "Этот фильм он не будет снимать никогда!" Через год после смерти Быкова сценарий отдали Родиону Нахапетову, и он снял свое, другое кино.

"Запугать тебя нельзя, купить нельзя. Так что же с тобой делать? Только убирать?.."

Быков никогда не был ни диссидентом, ни ярым антисоветчиком. Но он открыто презирал номенклатурных хамов, партийных оборотней, приспособленцев, расплодившихся за годы советской власти. Вот строки из его письма: "Почему так катастрофически заметен разрыв между первыми рыцарями революции, каторжной чахоткой проложившими первую борозду, и сегодняшним образом коммуниста, урывающим в распределителях куски счастья?! Культ Сталина признали катастрофой, "великий, мудрый" Хрущев - тот же культ. Но в более карикатурном виде. Проходит срок, Хрущев - бяка, "великий и мудрый" - Брежнев! Это же массовый психоз! Нельзя же без конца кувыркаться. И голосовать единогласно за очередного вождя!" Он был очень мужественным человеком и очень гордым, позволяя себе неслыханную по тем временам роскошь - говорить то, что думал. Невзирая на чины, обстоятельства и чей-то авторитет. Ценой смелости были инфаркты. Но иначе он жить не мог и учил этому детей. Возможно, это свойство характера сыграло в их судьбах роковую роль.

"Это неправда, что у отца не было врагов. Были. Причина - его характер. Папа никогда не носил камень за пазухой или фигу в кармане. Он говорил, что за правду нужно бороться только с открытым забралом. Он мог посоветовать министру, который не умеет управлять, идти на пенсию. Мог отказаться от банкета с очень высокопоставленной особой и пойти в это время на рыбалку с тем, кто расскажет ему новый секрет мастырки, и очень ценил, что рыбаки доверяют ему свой секрет. Это было для него интереснее и важнее - нормальные человеческие отношения. Он никогда не искал выгодных знакомств и полезных связей. Это был не его стиль. Вот рвать на себе тельняшку и закрывать амбразуру или броситься вырывать из пасти озверевшей собаки окровавленного щенка - в этом был весь папа. Или у пьяного мужика отбирать топор, когда даже милиция боится подойти, - это он мог. Подойти и сказать спокойно:- "Не шали!" И бандит стоял растерянный... Когда-то Лариса Шепитько рассказывала, как незадолго до папиной гибели они встретились в Москве на съезде кинематографистов, который был последним для папы. Он мог посидеть, помолчать, покрутить сигарету, но критическая масса назревала и, не в силах терпеть угодничество, откровенную фальшь и ложь, он выступил. Потом он говорил маме: "Томочка, я не смог, я сорвался". "Сорвался" - значит вышел на сцену и очень просто, без внешних эффектов, сказал все, что думает о состоянии кинематографа и о тех, кто стоит "у руля". И это было не единственное его подобное "выступление на высшем уровне". В перерыве к нему подошла Лариса Шепитько, обняла и сказала: "Ленечка, и что ты теперь думаешь? Запугать тебя нельзя, купить - нельзя, так что же с тобой делать? Только убирать?" Это было где-то за месяц до папиной гибели, а через полтора месяца погибла Лариса..."

А еще был юбилейный вечер

60-летия КГБ УССР и неожиданное на фоне помпезности, дерзкое по своей сути выступление Быкова с призывами к чести, совести и покаянию. Речь "всенародного любимца" повергла в шок серьезную аудиторию. Меры были приняты оперативно: в воспитательных целях на правдолюбца решили воздействовать через семью, и в первую очередь через сына.

"Судьба Леся - это месть за отца"

Судьба Александра Быкова похожа на адский эксперимент: может ли один человек вынести столько горя, испытаний и клеветы, выжить и не сломаться? Оказалось, может. Потому что сын Быкова унаследовал не только нежную душу и совесть, но и отцовский характер. Из него мог бы получиться талантливый писатель, музыкант, актер... Но адская машина была уже запущена.

"Этот спектакль можно уже не досматривать до конца. Но надо! Чтобы спасти Леську! Чтобы вдохнуть в него хоть капельку веры в жизнь и людей, которые были к нему так же "милосердны", как и ты ко мне, судьба-фашистка. На него обрушилось столько, что хватило бы этого горя на целый народ. Больнее уже не сделаешь. Знала, куда бить. Глубоко тебя презираю, моя судьба, и не уважаю..." Леонид Быков написал эти строки, когда окончательно осознал, что началась игра без правил. Страшная по своей жестокости и цинизму.

"Судьба Леся - это месть за отца. Это то, о чем он говорил: "Не получилось сломать меня, взялись за самое дорогое, за детей". Лесь - это гипертрофированное повторение папы. Он рос таким же чистым и наивным, как и отец, мечтал стать летчиком.

В армию он не уходил, а убегал. И не в ансамбль песни и пляски, а в десантные войска. Служил нормально, без взысканий до тех пор, пока командование полка не узнало, кому рядовой Быков доводится сыном..."

Леонида Федоровича пригласили на творческую встречу. Но после выступления он неожиданно быстро уехал, сославшись на дела в Киеве. Лесь, до сих пор получавший только благодарности, получил наряд вне очереди и еще серию ежедневных нарядов в течение месяца. Позже он узнал, почему впал в немилость: отец отказался выпивать на банкете, который устроило командование. Еще через месяц Леониду Федоровичу передали новое приглашение - ожидали высокое начальство из штаба ВДВ.Когда Лесь сказал, что отец отказывается приехать, ему сперва посоветовали хорошенько подумать, а через неделю во время ночного дежурства избили и отправили в психиатрическую больницу. Там он два месяца проспал: его без конца кололи. Потом его комиссовали и отправили домой, выдав военный билет с записью: "Ст.4. Гр.1 воинского расписания болезней". С этой статьей и диагнозом шизофрения попытки устроиться на работу были бессмысленными. Лесь обошел сорок четыре (!) организации, где требовались рабочие: его не брали ни ночным сторожем на стройку, ни грузчиком на ЖБК, куда принимали даже уголовников. Отчаявшись найти работу, он решил нарушить закон. Чтобы, отсидев, выйти на свободу нормальным человеком, без "билета". Лесь ограбил продуктовый магазин и стал ждать ареста. Не дождавшись, сам пришел в милицию. Вместо тюрьмы его упекли в Павловскую, теперь уже на целый год.

"Десять лет ушло на то, чтобы снять диагноз. Десять лет загубленной жизни, бесконечных комиссий и хождений по инстанциям. Отец дошел до министра обороны. Тот посоветовал ему поберечь здоровье. Главврач Павловской больницы, доктор Лившиц, сказал тогда отцу: "Используйте все связи, спасайте сына, здесь его "заколют". Увозите семью из Украины..."

В 1991 году Александра Быкова как политического беженца приняла Канада. С тех пор он с женой и четырьмя детьми живет там, работает строителем. Он не дает интервью и не собирается возвращаться на родину, которая сломала его жизнь, жизнь отца, матери и сестры. История его эмиграции способна потрясти воображение самых изощренных создателей голливудских блокбастеров. Даже беглая хронология событий кажется невероятной фантасмагорией. Вот только некоторые из кругов ада, которые пришлось пройти тогда еще совсем молодому человеку.

Из писем Александра Быкова: "Меня посылали кругами - из одной инстанции в другую: больницы, военкоматы, комиссии и перекомиссии, приемные высоких кабинетов, письма в ЦК КПУ, Политбюро СССР. Я добивался только одного - снять с меня ограничение на профессию. Я не просился в космос, я хотел работать обыкновенным шофером или обыкновенным грузчиком, чернорабочим на стройке или на лесоповале. Мне нужно было кормить семью. Отец тоже ходил и доходился... до двух не очень растянутых во времени катастроф. Может, хватило бы и одной, но они с мамой нечаянно выжили. ( За несколько лет до гибели Леонида Федоровича в стоящую на обочине быковскую "Волгу" въехал грузовик. Тогда они с женой чудом уцелели. - Е. В.) ...Потом я решил подделать документы от райкома партии. Помогли люди. Люди, чудом оставшиеся в живых после семидесяти лет поголовного перевода всех в "товарищи". Благодаря им я целый год качался на волнах Охотского и Берингова морей, добывая для Родины красную икру.

В Киеве в это время выгнали из квартиры жену, мальчишек из садиков. Пришлось вернуться. Снова безработица, походы в ЦК и Верховные Советы... 27 марта 1989 года вышел на Крещатик, на последнюю, как тогда рассчитывал, голодовку. Сел рядом с дедушкой Лениным... Ох они и забегали! Радио "Свобода", иностранные корреспонденты с камерами, пошли провокации, подогнали "скорую" из "дурдома", но люди их оттеснили - не те времена, началась перестройка... Поехал в Москву с просьбой разрешить эмиграцию. На Красную площадь не пустили, встал у гостиницы "Москва" с плакатом: "Коммунисты, я не хочу с вами жить!" Скрутили, отвезли в Матросскую Тишину. Через пять дней выволокли и отправили домой, в Киев... Вдруг почувствовал, что перешагнул какую-то черту, за которой ничего уже не страшно. Решил рвануть в Финляндию. При попытке перейти границу в районе Выборга был арестован, пять дней голодал в камере выборгского КГБ, предпринял еще две попытки перейти границу - тот же результат. Депортировали домой. В октябре сделал последний круг почета: местная власть, Верховный Совет СССР - ЦК КПСС. Собрал очередные отказы, встретили на вокзале и уложили в "сумасшедший дом"... Потом был поезд во Львов, стоп-кран, тридцать метров до проволоки, ледяная вода Тисы и спасительный столбик венгерской границы. Дальше: мадьярский лагерь для беженцев, решение о депортации в Союз и снова ледяная вода, но теперь уже на австрийской границе... Когда меня спросили, помню ли я начальный английский, ответил: "Не помню ничего "начального". Только "сумасшедшие дома", тюрьмы и спецприемники. Помню, как надо слазить с крыши вагона и, опираясь на "танцующие" буфера, подтягиваться к подножке тамбура. Помню, как мокро идти по колено в снегу под Таганрогом, помню сульфазин, начальный английский - не помню..."

О том, как непросто было ему выживать в эмиграции, знают немногие. Он отказался от финансовой помощи диаспоры, оставаясь верным одному из отцовских принципов - самостоятельно зарабатывать на хлеб. В соответствии с этим принципом живет и его сестра Марьяна.

"Разве обо всем расскажешь? И кому она нужна - такая правда после всего, что о нас пишут и говорят все эти годы? В жизни нашей семьи эта правда ничего не изменит. Не изменит она и тех, кто называет Леся "сученком" и "преступником", нас с мамой - "сумасшедшими". А главное - она не вернет папу. Мы с Лесем потеряли не просто отца, а самого надежного друга. А мама потеряла смысл жизни. Официальную версию его гибели мы в семье не обсуждаем. Мы знаем, что произошло и почему это произошло".

"Нам позвонили и сказали, что он погиб и "забирайте свой труп"...

За четыре месяца до гибели Леониду Быкову исполнилось пятьдесят лет. Он отказался от "чествования" на студии: "Подождите с генеральной репетицией моих похорон". А на следующий день получил открытку в траурной рамке с погребальным сюжетом на фото и пожеланием долгих лет...Были и другие "звонки", неслучайно незадолго до аварии он сказал жене и дочери, что необходимо избавиться от машины.

"Это было так странно слышать от отца, для которого машина всегда была спасением, возможностью вырваться из городской суеты. Он очень изменился тогда. Он стал еще более замкнутым, у него была такая печаль в глазах. Наверное, он что-то знал, что-то предчувствовал... Вопрос о даче, домике у воды возник после второго инфаркта, когда врачи "прописали" ему пустынное место и посильный физический труд. Огород его не особенно интересовал, но он обожал рыбалку и увлекся этой мыслью. "Выбивать" и просить папа никогда не умел, и когда знакомые предложили участок в 120 км от Киева, в Страхолесье, с огородом, выходящим в Киевское море, он согласился и начал там "стройку века" - "возведение" щитового домика... В тот день, 11 апреля, он поехал проведать дачу - начиналась весна, открывался сезон. Вернуться обещал вечером, просил маму поехать с ним, но она месяц отлежала с больным сердцем и была еще слаба. Я сказала, что с удовольствием поеду, но папа был против. Я училась тогда на третьем курсе института, и он сказал: "Железный Феликс (это было мое институтское прозвище ) должен быть на занятиях!" Папа уехал один. А вечером нам позвонили и сообщили о том, что он погиб и "забирайте свой труп". Но не сказали, куда ехать, и в ту ночь, с 11 на 12 апреля, я маму закрыла дома и поехала искать папу. На этом закончилось детство и началась жизнь без него... С нами никто не советовался по поводу памятника. Папа не любил пафосных мемориалов и мраморных бюстов. Говорил когда-то, что не хочет лежать ни на одном из киевских кладбищ: "На любом сельском погосте. Холмик, крест и трава". Но нам категорически отказали: "Не противопоставляйте себя обществу. Он был публичным человеком!"

После гибели Леонида Быкова одна за другой посыпались статьи с версиями. Одни называли случившееся "инфарктом", другие - "самоубийством", третьи - и это окончательный вывод следствия - "грубой небрежностью неопытного водителя".

Трассологическая и судмедэкспертиза показали, что инфаркта в момент аварии не было: сердце - единственный орган, оставшийся целым. Кроме того, человек с остановившимся сердцем не мог 22 метра давить на тормоза. Как не мог режиссер, начавший съемки нового фильма, заботливый и преданный отец и муж, гнать машину навстречу смерти. Но и под характеристику "неопытного водителя" Быков не подпадает. Он имел солидный водительский стаж и намотал не одну тысячу километров. Друзья - военные летчики, обучавшие его секретам вождения, говорили, что ездил он красиво и легко - так же, как играл в своих фильмах... За четверть века история его гибели покрылась вязкой паутиной домыслов, сплетен и откровенного вранья. Искать истину - дело неблагодарное. Проще запустить очередную газетную утку. Например, о том, что человек, протаранивший быковскую "Волгу", умер после аварии на ЧАЭС, а перед смертью ходил на его могилу просить прощения. На самом же деле водитель злополучного грузовика жив, просто сменил прописку, пытаясь избавиться от клейма "убийцы"...

Быковы давно привыкли к подобному мифотворчеству, но вряд ли когда-нибудь смогут привыкнуть к человеческой подлости и предательству. "Очень многие люди, окружавшие папу при жизни, показали свое истинное лицо. Мы узнали цену всем дружбам и клятвам. Еще до папиной смерти нам и ему пообещали "выжженную пустыню". И мы ее испытали в полной мере. Первое, что мы сделали после папиной гибели, - вывезли весь его архив за пределы Украины. Успели вовремя: дважды у нас взламывали квартиру. Потом предлагали продать архив, суля приличные деньги, шантажировали, а дальше была попытка убийства. И в тот момент, когда я слышала собственные хрипы, было сказано: "Отдашь архивы, будешь жить!"

После истории с покушением Марьяна с матерью вынуждены были уехать из Киева, восемь лет прожили в России, затем переехали в Харьков. В 1997 году Марьяну, она по профессии киновед, вновь позвали на киевскую киностудию, дескать, времена меняются, жить стало легче, жить стало веселее. Им нелегко далось решение вернуться, но здесь Быковых ждала все та же "выжженная пустыня", афера с их квартирой и комнатка в студийном общежитии, где они ютятся по сей день.

Им очень непросто живется среди нас - жестоких, расчетливых, равнодушных. Но они помнят его заповеди: "Ничего не проси, не своди счетов, не унижайся. Люби людей и цени жизнь - самое ценное, что существует в природе. И хотя спидометр постоянно отсчитывает расстояние к смерти, все-таки жизнь - это чудо! С болью и радостью, с горем и счастьем. И человек просто обязан прожить ее достойно..."

Р. S. Недавно на одном из центральных телеканалов был показан документальный фильм о Леониде Быкове с традиционным участием "друзей" и очередной порцией грязи в адрес "сумасшедшей" семьи, которая "погубила Маэстро". В финале сообщалось, что жена Быкова давно умерла, а дочь живет в Киеве и за 25 лет не дала ни одного интервью...

Записала Елена ВАВИЛОВА. Газета 2000, 09.12.2005