Главы из книги "Будем жить!"

Леонид БАКШТАЕВ, народный артист Украины
ДОБРОТА ЕГО СЕРДЦА

Как навязчивая мелодия, в ритм февральской метели шуршащей по заснеженному полю, вертятся у меня в голове блоковские строчки: "...разыгралась что-то вьюга, ай вьюга, ай вьюга, не видать совсем друг друга за четыре за шага...". Я готовлюсь к первому моему кадру в фильме Леонида Быкова "Аты-баты, шли солдаты.. " и должен сказать сейчас совсем другие слова...
В морозном воздухе пронзительно застывали звуки марша "Прощание славянки", который играл духовой деревенский оркестр: кларнет, баритон, бас-труба и турецкий барабан. Не суетится массовка, готовы все службы к съемке, собранные на окраине небольшой деревушки в Подмосковье, где остановилась наша съемочная группа. В четырех шагах от меня на холмике, заметенном снегом, за оградой, стоит обелиск, там похоронен мой отец в братской могиле. Сейчас я открою калитку, ступлю в глубокий снег, медленно сниму военную фуражку и скажу: "Здравствуй, батя!..". Тут я не один: мы, сыновья и дочери наших молодых отцов, погибших здесь в далеком сорок первом году, приехали сюда в годовщину боя, на станцию "Подбедня", чтобы почтить их память.
Но я никак не могу собраться, отогнать эти блоковские слова, кружащиеся снежинками вокруг меня. Вот сейчас помощник режиссёра хлопнет дощечкой, объявят номер дубля, и я войду в кадр. Леонид Быков сидит рядом, ждёт моей готовности. Я молча благодарен ему, что он даёт мне возможность сосредоточиться, проникнуться этими щемящими до боли, грустными и ясными звуками марша. Вспомнить своё далёкое военное детство: бесконечные бомбёжки, слёзы и страх перепуганных насмерть, таких же как я детишек в тесном и душном бомбоубежище. Кочующих погорельцев по дымной дороге, от запада к востоку, и длинные-длинные дни н ночи долгой оккупации в темной белорусской деревушке Добрынь. Все это глубоко запало в мою память, нужно только вспомнить, воскресить...

Леонид Федорович внимательно смотрит на меня, глаза его, всегда мягкие и грустные, сейчас пытливы н властны, они ждут ответа. Молча киваю головой, тихо звучит его глухой голос: "Начали... Мотор!". Оборвалась музыка. Во внезапной тишине слышу знакомый волнующий стрекот кинокамеры. Еще маленькая пауза - и я шагнул к калитке в свой первый дубль, навстречу новой роли Константина Святкина в фильме "Аты-баты, шли солдаты...".
Когда я вспоминаю Быкова, меня не покидает ощущение, что он жив, что он где-то рядом. Мне кажется, я вижу его небольшую стройную фигуру, идущую по длинным коридорам студии. Вот он сидит на ступеньках и о чем-то говорит со мной тихим, ласковым голосом, и в его печальных глазах сейчас вспыхнут лучики мягкого юмора, сбегутся морщинки венчиком и весь он засветится добротой и сердечностью. Доброта... Пожалуй, это было главной чертой в его характере. Прекрасное, емкое слово - доброта! Как подчас нам не хватает доброты друг к другу, внимания, чуткости, бескорыстия!
При всей жесткости, требовательности, необходимой в профессии режиссера, Леонид Федорович не терял в себе доброты к людям. И это чувствовал каждый, кто общался с ним, работал.
Я вспоминаю тот заснеженный, вьюжный февраль, зябкий морозный ветер, глубокий снег, сугробы... Снимается эпизод боя, танковая атака, где заняты войска, актеры, съехавшиеся из разных концов страны. По этому поводу "Мосфильм", наконец, прислал несколько немецких "тигров", гремят взрывы, горят подбитые танки, колдуют пиротехники...
И вдруг к вечеру оператор обнаружил, что по вине его ассистента на съемочной камере с широкоформатным объективом стоит рамка, как для обыкновенного экрана. Значит - брак! Снято 300 полезных метров сложнейшего игрового эпизода - и все это нужно выбросить в корзину. Значит, опять нужно собрать военную технику, массовку, просить актеров, "давших" два-три съемочных дня, остаться еще на день, "просить" на завтра мороза и снега у синоптиков, все переснимать заново. Быков ни слова не сказал виновнику, не обрушил на него справедливых слов своего негодования, только тверже стали побелевшие скулы, весь он как-то съёжился, стал меньше, молча сел в машину и уехал в гостиницу.

Природная интеллигентность и мягкость, высокая нравственность и воспитанность этого замечательного человека не позволяли ему разрядиться, выплеснуться он гасил в себе обуревавший его пламень.

В работе с актером он был нежным и тактичным умел незаметно, без насилия подойти к желаемому результату. Сам замечательный артист, прошедший трудную школу жизни в театре и кино, он ценил и понимал труд артиста и искренне любил его. Мы отвечали ему тем же.
Помню, как в самый разгар съемок пришла телеграмма из Министерства обороны, подписанная маршалом А. Гречко. В ней было сказано, что в нашем сценарии есть нарушения воинского устава. В тот же день "Мосфильм" не прислал танки, воинская часть не обеспечила солдат - запланированный съемочный день был сорван.
В экспедиции, когда важен каждый кадр "уходящей натуры", когда со всех сторон поджимают сроки, такие неожиданности особенно губительны. Быков молча собирается в Москву на аудиенцию к самому министру обороны. Не знаю как, но он добивается этого свидания, потом он нам не раз весело рассказывал эту историю и каждый раз что-то по-новому. Рассказчик он был изумительный. Сначала Гречко принял его строго, но, видимо, Леонид Федорович быстро сумел его расположить к себе обаянием, неподдельной искренностью и талантом. Прочёл ему сценарий в лицах, сыграл, прожил за всех нас так, как только он один умел делать - глубоко, легко, и вдохновенно. Гречко потом долго беседовал с ним, вспоминая свои фронтовые годы. Конечно, никаких нарушений воинского устава он не обнаружил в сценарии, их там и не было. Маршал обещал помочь, пожелал успеха и быстрейшего завершения съёмок.
Мало кто знал в группе, что у Леонида Фёдоровича больное сердце. Никогда он не обнаруживал усталости, недомогания. А ведь на плечах режиссёра огромная нагрузка: он отвечает за всё - от самого главного до мелочей - как там у солдата пришита пуговица, и те ли знаки различия у генерала.
Во время съемок всегда кого-то ждут, кто-то не приехал, что-то забыли. То солнца нет и проклинают тучи, то у них умоляют дождика, то снег сносят для кадра со всех окрестностей, то из-за него отменяется съемка... И, может быть, за эту постоянную изменчивость, новизну, за готовность мгновенно собраться и выявиться до конца, за ту обязательную взаимопомощь и чуткость к партнеру, без которой немыслима правда существования в кадре, за то братство и товарищество, что неизменно возникает на каждой картине, мы, актеры, и любим эту "киношную вольницу".
А если во главе всего этого - талантливый режиссер-художник, к которому все творческие пути сходятся,- то счастлив каждый в отдельности и все вместе, это увлекательно и интересно. Режиссеру дано окончательное право отменить или назначить съемку, снять или утвердить на роль, он последний должен принять решение и не ошибиться в выборе. Он должен объединять в себе и зрелость мастера, и тонкость психолога, уметь увлечь за собой коллектив, зажечь его своей мыслью, темпераментом, своим виденьем окончательного результата! А Леонид Федорович был еще и исполнителем главной роли в этом фильме. Двойная нагрузка. Прекрасный артист, подлинно народный художник - он предельно успел выразить себя, свое время!
Наверное, он прожил бы дольше, если бы не был таким страстным в своих убеждениях художником. В нем постоянно горел глубокий, внутренний огонь. Его фильмы "В бой идут одни "старики" и "Аты-баты, шли солдаты..." отличали неподкупная простота и ясность, народный юмор, эмоциональная заразительность и емкость восприятия. Редкое качество!
Сразу же после экспедиции Леонида Быкова сразил первый инфаркт. Он три месяца пролежал в больнице, думал - уже не выкарабкаться, не подняться ему. Но судьба распорядилась по-своему: ему суждено было встать и закончить фильм, который был блестяще принят зрителями и критиками. Ему было присвоено почетное звание народного артиста УССР, он стал лауреатом Государственной премии УССР им. Шевченко. Был полон новых планов и замыслов.
Он должен был снимать фильм "Не стреляйте в белых лебедей" по повести Б. Васильева. Но, к сожалению, по причинам, от него не зависящим, так ему и не удалось "запуститься в производство". И как только наша студия отказалась от сценария тут же "Мосфильм" взял его в работу. Вскоре фильм вышел, другой режиссёр его поставил, другой артист сыграл главную роль. Но меня не покидает убеждение, что Быков это сделал бы лучше, проникновеннее, глубже, неожиданнее.

Как-то при встрече я рассказал ему о своих театральных делах и заботах, а он пригласил меня посмотреть пробы к своему новому фильму "Пришелец". Как всегда, поражала его актерская выразительность, тонкий юмор, легкость и изящество, прозорливая точность в выборе актеров, оператора, художника. В этом будущем фильме, который он так и не успел закончить, и у меня должна была быть маленькая роль бригадира колхоза. Быков говорил шутливо: извини, мол, что так мало. На это я отвечал так же, что мал золотник, да дорог. Великое счастье доставляла работа с этим режиссером, и я, конечно, согласен был на любые условия. Это был наш последний разговор, в последний раз я видел его усталое лицо, его грустные глаза с обильными лучиками морщинок...
Смерть застала его в пути, в движении. Повторный инфаркт настиг его в машине, когда Быков ехал по Минскому шоссе с дачи на студию.
Леонид Быков просил похоронить его просто, как солдата, без пышных процессий и речей, без оркестра и суеты: чтобы были самые близкие друзья-товарищи и чтобы, опуская в землю, спели ему в последний раз песню из фильма "В бой идут одни "старики"", песню "Смуглянка". День, когда случилась с ним беда и горе для родных и всех, кто знал и любил его был ненастным - шел снег с дождем - очень вредная погода для сердечников. Но в день похорон был первый весенний погожий день, светило теплое, ласковое солнце.
По дороге на Байковое кладбище шло за гробом много-много народа, выражая свою любовь и скорбь по безвременно ушедшему из жизни, любимому артисту. Когда актёры игравшие в фильме его боевой экипаж, его эскадрилью пели: " Как-то утром, на рассвете заглянул в осенний сад, там смуглянка..", на притихших холмах, усыпанных народом, вокруг могилы, наверное, не было человека, который бы не плакал. Мы навсегда прощались с ясным и добрым человеком, замечательным артистом, великим тружеником. Когда я поднимал горсть земли, чтобы бросить в могилу, сквозь набежавшие на глаза следы увидел с первой пробившейся зеленью желтенький бутончик первого вестника весны, обновляющей жизнь, цветок одуванчика. И подумал, что доброта его сердца не уйдет навеки, она останется в сердцах людей, которые его знали близко, и отзовется в миллионах сердец будущих зрителей, которые еще не раз посмотрят его фильмы.

Вернуться к содержанию >>