Главы из книги "Будем жить!"
Луиза БЫКОВА, педагог
МОЙ МЛАДШИЙ БРАТ

...Он пережил свой звездный час здесь, в Краматорске, когда в 1974 году привез своих "Стариков" на суд одноклассников, друзей по техникуму, родных, соседей, и тех, для кого он был самым любимым актером - "нашим Леней".
Не было среди восторженных зрителей только самого дорогого для него зрителя - нашей мамы. И второй мамы тоже. Так он называл тетю Нюсю, родную мамину сестру. Она на "Алешкину любовь" собиралась каждый вечер в кинотеатр так, как будто шла на праздник. Это последний фильм с участием Лени, который она успела посмотреть. Помню, когда впервые она посмотрела картину, я застала ее растерянной: "Ой, какой же он рыжий, что произошло, что случилось?" - высказала она наконец свое неудовольствие. А потом привыкла к Лене-блондину, и на лице ее поселилась какая-то заговорщицкая улыбка: знай, мол, наших, хоть и рыжих!
Его несли на руках. Люди что-то говорили, смеялись, восторгались. А Анна Тимофеевна Карпач - мать Виктора Щедронова, нашего соседа и ближайшего Лениного друга, рыдала. Она узнала своего Вику на экране в образе Смуглянки не только потому, что он - лейтенант Щедронов, и даже не потому, что он рассказывал ей, как они с Леней как-то в вагоне поезда услышали запавшую в душу им мелодию "Смуглянки", как они насвистывали ее потом все время, пока Вика не убежал на фронт (он был старше Лени на два года). Она узнала его белозубую неповторимую улыбку, взгляд незабываемых глаз. Это же надо, чтобы нашелся такой актер, как Сережа Подгорный, что все, кто знал Вику, узнали его моментально. Вика Щедронов погиб 11 апреля 1945 года в Чехословакии... А я помню, как Леня и Вика играли в войну, как мечтали ко дню рождения Вики деревянный самолет построить. И строили.
После премьеры "Стариков" мы не .спали всю ночь. Собрались у меня. Вспоминали наше детство, эвакуацию в Барнаул, возвращение в Краматорск. Как Леня после шестого класса хотел поступить в летное училище в Ойрот-Туре, что недалеко от Бийска, как отец уже почти "сдался" на его уговоры и как мама просто не пустила их из дому ("он же такой худой, такой маленький"). И как, преодолев мамино сопротивление, уже после окончания восьмого класса, Леня поехал в Кривой Рог поступать- опять в летное училище. И поступил. И мы все, кроме мамы, ужасно радовались, что осуществилась его мечта. И как были ужасно удивлены, а мама обрадовалась, когда он, печальный и растерянный, вскоре появился дома. Дело в том, что при поступлении он приписал себе год, а когда это открылось, ясное дело, был отчислен.
Вспомнили мы и то, как всей семьей, куда входили и тетя Нюся, и тетя Маня - мамины сестры, решили одеть своего любимца, в черный костюм морского покроя и в хромовые сапоги, чтобы по всем правилам отправить Леню в Киев - в театральный институт. На то, что он собирался поступать туда, не окончив школы, т. е. после девятого класса, мы как-то внимания не обратили- так нас всех увлекала, пленила эта Ленина мечта, в осуществление которой все так верили.
Ведь у всех у нас в памяти еще были домашние спектакли "По щучьему велению", "Таня-революционерка", в которых Леня был и режиссером и актером. А мы все готовили ему костюмы, реквизит, декорации, занимались рекламой, продавали билеты, чтоб на собранные несколько рублей угостить зрителей печеньем и лимонадом. Я надеялась, что другой дороги, чем на сцену, у него просто быть не могло.
Леня скоро вернулся: как-то ночью я увидела, что он в огромных брезентовых тапочках на босу ногу, в чудаковатой майке, которая когда-то была тельняшкой, тихо крадется по комнате к своей кровати. Я чуть не вскрикнула. Он остановился, глянул на меня, понял, что я не сплю, и мне показалось, сразу успокоился. Подошел ко мне и начал рассказывать свою невеселую одиссею: он вынужден был вернуться ни с чем, ибо в институте ему порекомендовали, прежде всего, школу окончить. Ехал Леня домой на крыше вагона, где тогда было засилье "джентльменов удачи". Одному из них понравился его "шикарный" костюм, а второму - хромовые сапоги. Недолго они выясняли отношения с Леней но один из них все-таки сжалился и отдал ему свои тапочки и тельняшку...
И вдруг Леня посмотрел на меня так, будто нашел новое решение финала нашей "Тани-революционерки", и говорит:
- Харьков!
Мне не надо было объяснять, что имел в виду мой режиссер. Я же его актриса, ассистент, костюмер, реквизитор, декоратор, директор и старшая сестра. Училась я тогда в Харькове, в сельскохозяйственном вузе, и сразу поняла: надо там выяснить все о Харьковском театральном институте. И я только молча кивнула головой. В сентябре я уже отправила ему письмо с условиями приема и всякими подробностями.
Закончив десятилетку, Леня успешно сдал экзамены в Харьковский театральный институт. Учился он отлично, стал сталинским стипендиатом. Уже на четвертом курсе его пригласили в Харьковский академический драматический театр им. Т. Г. Шевченко. Совмещать учебу и работу в театре было нелегко. Леня играл в спектакле по пьесе А. Корнейчука "Гибель эскадры", который готовил театр к декаде украинского искусства в Москве. Там, в столице, и нашел его "Ленфильм".
Вспомнили мы и как Леня пришел ко мне в общежитие после первой своей стипендии. В руках - пакет. Я сразу уловила - что в нем подарок мне, и, чтоб сдержать волнение, попробовала пошутить:
- Леня, ты уже пришел?
- Нет, я еще иду, - ответил мне заговорщицки Леня, и мы долго смеялись, а потом ели борщ, который он так любил. И уже потом я плакала: ему же надо прожить месяц на эту стипендию, а он все деньги на модные тогда туфли-"танкетки" истратил. Ну что ты с ним сделаешь! Так появились у меня первые в моей жизни модельные туфли. Я смотрела на них и как-то сравнивала: такие красивые, такие дорогие, а он такой худой, изможденный. Вспомнилось мне, как тетя Нюся, которая души в Лене не чаяла, старалась лишний кусочек хлеба всегда отдать ему, как перед смертью все звала его. Вспомнила я это и заплакала. А он:

- Ну что ты, что? Не нравятся? Хочешь, я другие куплю? В стипендию и куплю!
И так всю жизнь - от него шли лучи доброты, самоотверженности, чуткости-. Он всегда помнил о каждом из нас, всегда стремился сделать что-то приятное. И никогда, никогда не думал о какой бы то ни было благодарности. Как мы его любили!
Сейчас мне приходится много встречаться с молодежью - просят рассказать о том, как жил наш Леня, как учился, как относился к людям, как стал актером и режиссером, откуда брал своих героев. Мне тяжело об этом рассказывать, тяжело снова и снова бередить свое сердце, но я это делаю. Ибо считаю, что этим помогаю юношам и девушкам заполнять свою душу добром, поднимать в ней на-гора лучшее, что в них есть,- человечность, любовь к людям, к жизни. Ибо уверена, пустая душа - большая беда.

Вернуться к содержанию >>