Главы из книги "Будем жить!"
Вспоминают участники фильма "В бой идут одни "старики"
Владимир ТАЛАШКО, заслуженный артист Украины
ТАЛАНТ ЧЕЛОВЕКОЛЮБИЯ...

"Анкету" получили только "желторотики", хотя вопросы ее заинтересовали и нас, "стариков". Я помню их и сегодня, спустя десять лет, ибо автор их - мое начало, моя совесть, моя боль...
Вот некоторые из тех вопросов:
- Если бы ты не был актером, кем бы ты хотел быть? Как жить?
- За что ты любишь кино?
- Как ты относишься к любви к ближнему и к дальнему?
- Друг - это когда: когда хорошо или когда плохо? Хотелось в ту пору и мне подумать, пофантазировать, а, возможно, и опыт свой скромный подытожить.
- Почему я не участвую? - напрямик решил я выяснить у него.
- Мы же с тобой, Володя, "старики". Будем, может быть, не во всем честны, искренни... Понимаешь?
И уже позже, когда я читал наивные, но действительно искренние ответы наших молодых актеров, я до конца понял замысел Леонида Федоровича.
- Видишь,- говорил он, - какие они... А мы с тобой, как собаки: все понимаем, а сказать не можем. Ведь так?
В группе у нас было много молодежи, дебютантов - тогда еще студентов театрального института. Леонид Федорович стремился создать такую атмосферу в группе, когда все - одна семья, единый коллектив. Для этого он и придумал "анкету", чтобы получше узнать ребят, участвовать в их человеческом становлений, заинтересовать и приобщить их к творческому процессу.
Ведь они же - совсем мальчишки! А наша картина - их первое боевое крещение.
Он любил их, наших "желторотиков", заботливо и терпеливо, совсем по-отечески. Но любовь его к была строгой и взыскательной.
Молодого актера, который играл у нас Смуглянку, очень категорично стала требовать на съемки другая группа, где у него была главная роль.
- Что делать, Леонид Федорович? - надеясь, может быть, на готовое решение, спросил актер, рассматривая телеграмму-угрозу (решительный директор той группы угрожал нашему, что в случае невыезда актера М.")
- Решай, Толя, сам! Только сам!
И Толя решил - уехал. А мы остались без Смуглянки... Хоть кричи. На помощь пришел юмор:
- Ну ничего, у нас ведь и Джульетты нет. Макарыч, отныне ты - Джульетта, а я - Смуглянка, - вынес приговор ситуации Леонид Федорович, обнимая растерявшегося Алексея Макаровича Смирнова.
-- Ну а ты как думаешь - кто из этих Смуглянка? - застал меня врасплох внезапный вопрос режиссера, который посматривал на группу ребят, приглашенных в "окружение".
- По внешнему виду - Сережа.
Тот почувствовал что-то и повернулся к нам.
- Будешь играть Смуглянку? - спросил Леонид Федорович.
Сережа странно как-то посмотрел на него, ничего не ответил и... ушел. Мы с Леонидом Федоровичем искали его часа полтора.
Так Сережа Подгорный был утвержден на первую свою роль в кино без проб.
Но ведь надо знать, как проводил актерские пробы режиссер Быков, чтобы понять, что означало это его решение.
Вспоминаю, как Алексей Макарович Смирнов пробовался на роль Макарыча, Необычное для него амплуа, незнакомая роль.
- Будем снимать, как в картину! - вот и вся вступительная речь Леонида Федоровича в тот день.
Снимали эпизод "Макарыч и Титаренко у могилы Зои и Маши". Помните слова Титаренко: "...И как врежем "Смуглянку" от начала и до конца!" Алексей Макарович плакал. Мы знали, что он фронтовик, что были в его жизни потери, были могилы... И не выдержало сердце старого солдата - второй дубль не успел отснять: стало плохо Макарычу;.. прямо на площадке прямо в кадре...

Эта актерская проба и вошла в фильм как предфинальный эпизод. Леонид Федорович не посмел, не отважился - пусть даже таким святым способом - напомнить еще раз фронтовику о былом. Один дубль, одно короткое мгновение съемки того, как плачет фронтовик, оказалось достаточным, чтобы несколько тысяч разных по возрасту, опыту, эмоциональному настрою людей, собравшихся в Томском Дворце спорта на премьеру фильма "В бой идут одни "старики", рыдали чуть ли не навзрыд. Не было экрана, не было зрителей... Существовало нечто единое, нераздельное, в чем бился единый пульс, одно большое чуткое сердце...
Я стоял в кулисах и видел это собственными глазами. Стоял рядом и Леонид Федорович. Я не видел его лица, но чувствовал, как он переживает реакцию зрительного зала на фильм.
Он любил людей, и люди платили ему любовью.
Пожилой пожарник, стоявший по ту сторону кулис, закрыл лицо руками. Не знал, видимо, как гасить вот такой пожар - десятитысячный зал уже стоя, громом аплодисментов сотрясал своды огромного здания. И тут я первый и единственный раз увидел, как Леонид Федорович плакал. Не смог выйти тогда к зрителям на сцену автор фильма Леонид Быков. Томичи это помнят...
И тогда я подумал: разные сокровища есть на свете. Без многих из них может обойтись и обходится человек. Но вот без того сокровища, которым обладал этот скромный, деликатный человек, никогда не обходился и не может обойтись ни человек, ни человечество. Его сокровище бесценно, неистощимо, непреходяще. Имя ему - талант человеколюбия.
Три месяца мы готовили съемку эпизода "Разговор Скворцова и Титаренко у костра"; Три месяца съемок на аэродроме в Черниговской области были насыщены для меня ежедневной внутренней подготовкой к этому важному не только по месту в картине, но и по жизненной позиции Алексея Титаренко и Леонида Быкова эпизоду фильма. Говорили мы с Леонидом Федоровичем и о Скворцове, конечно, о его душевном кризисе, но и о другом - о себе, о современном человеке вообще, его жизненной установке, позиции, вере и доверии. И вот настал последний съемочный день. Многие уже разъехались по домам, на поле не слышно было привычных голосов и ударов по мячу, не попадался шесть раз в минуту Кузнечик, отдыхали в начинающей желтеть траве самолеты...
А мне предстояло сегодня сказать своему командиру и другу главное:
- Наверное, выжить хочу! Подавай, командир, в трибунал!
И ему, моему другу и командиру, сегодня надо решиться сказать мне честно и прямо:
- Я ничем не могу тебе помочь. Человек рождается сам и умирает сам...
Чтобы Скворцову высказать наболевшее, а Титаренко - внушить ему веру в себя, в свои силы, чтобы понять друг друга так, как поймет потом эту настоящую дружбу зритель, нам понадобился тоже один дубль. Один дубль в последний съемочный день...
Его любовь к человеку поднимала человека в собственных глазах, избавляла от комплексов.
...Я рассказал как-то Леониду Федоровичу о том, как когда-то ушел из дома, не приняв человека, которого полюбила моя мама. И помню, как трогательно и уважительно говорил Леонид Федорович о чувстве любви, о том, насколько оно глубоко личное и как чужое прикосновение ранит его, а непонимание - убивает, о том, какая мудрость души нужна, чтобы понять любящих.
Я не умею писать писем. Но после этого разговора я написал маме и отчиму (ведь сколько лет прошло!) не письмо, а целую исповедь...
И еще мне хочется сказать, как серьезно относился Леонид Федорович к тому, что мы называем "зрительской любовью", а точнее - к проявлению чувств. Будучи очень чутким, очень тактичным по отношению ко всем, он не любил панибратства.
Однажды мы обедали в ресторане. Вдруг официант молча ставит на наш стол бутылку шампанского, глазами кося на соседний стол. Леонид Федорович мягко попросил его отнести вино обратно. Официант сказал что-то вроде "не велено", а к нам уже подходил наш визави. Он явно недоумевал - почему это мы такие гордые. Леонид Федорович сказал ему:
- Хотите приятное сделать? Подойдите, скажите. Поговорим. Если вы не заберете свой подарок, мы уйдем, не пообедав. Вы этого хотите?
Первый раз я видел его сердитым. Не знаю, понял ли суть сказанного назойливый поклонник его таланта, но я понял - знал, что все показное, показушное, декларативное и неглубокое просто чуждо природе быковского человеколюбия.
Десять лет прошло с момента выхода "Стариков". Вопросы же "анкеты для желторотиков " по-прежнему актуальны. И мне "старику" из "Стариков" хотелось бы все-таки на них ответить.
Если бы я не был актером, я хотел бы быть летописцем. Чтобы каждый день мудрой жизни Леонида Федоровича донести до потомков. Но возможно ли это?
- Кино люблю я за то, что в нем есть Быков.
- Друг - это всегда. Когда хорошо и когда плохо, когда солнечно и когда пасмурно. И потом, после 11 апреля 1978 года...
- Любовь к ближнему и любовь к дальнему - как ее разделить, если она есть? И разве делил ее Быков?

1983 г.

Вернуться к содержанию >>