|
 |
|
|
|
— тогда как в «народном» варианте песни, воспроизведённом и в фильме «В бой идут одни «старики», первый куплет поётся немного иначе:
Прежде всего, хочу защитить от рьяных любителей украинской поэзии доброе имя Леонида Быкова (если оно вообще в чём-то подобном нуждается): судя по тому каталогу аудиозаписей, которым я располагаю, по крайней мере три из известных ныне записей песни — без слова «Господи» в первой строке — были сделаны до появления фильма «В бой идут одни «старики». А именно, это записи Дмитрия Гнатюка (1956 год), Константина Огневого (1967 год) и ВИА «Кобза» (1972 год). Далее, напомню также первый куплет серенады Левко из оперы «Утопленница», либретто к которой также написал Михаил Старицкий и которое имеется в академическом издании 1963 года со ссылкой на первую публикацию в 1885 году в альманахе «Нива»:
Как видите, тут нет не только слова «Господи», но и оборота «працею зморена» в третьей строке и, соответственно, той рифмы, исчезновение которой автор статьи «Етюди про мову» приписывает вездесущим «воинствующим атеистам». Вообще-то, если уж совсем по-честному, то следовало бы взглянуть и на тот текст серенады Левко, который имеется в киевском издании «Утопленницы» 1900 года, то есть вышедшем при жизни как Н.В. Лысенко, так и М.П. Старицкого (вот что написано там на титульном листе: «Утоплена (Майська ничъ.) Лирычно-фантастычна опера у трёхъ дiяхъ, чотырёхъ одминахъ. Текст по Гоголю склавъ Мих. Старыцькый. Музыка М. Лисенка». Да, и вот ещё что: «Власнисть автора», — другими словами, издание это, можно сказать, предельно авторизовано). Это издание сохранилось, оно есть, например, в Российской государственной библиотеке и в библиотеке Московской консерватории (вот только в Киеве, кажется, его нет). Серенада Левко (приведённая там на сс. 21 — 25) выглядела в 1900 году следующим образом (и орфография, и пунктуация приведены в полном соответствии с оригиналом):
Справедливости ради, впрочем, надо отметить, что оборот «працею зморена» вместо слов «вийди, моторная» имеется в тексте серенады Левко в томе 5 «Собрания сочинений» Н.В. Лысенко, вышедшем в Киеве в 1956 году (литературная редакция Максима Рыльского). Впрочем, многое понятно и без того. Конечно же, в словах тех, кто говорит о политических причинах исчезновения «Господи» из первой строки, определённая доля истины, несомненно, имеется: у нас в стране и за рубежом условия для «Ночи» были всё-таки разными (и обо всём этом я буду говорить чуть ниже). Однако, тут есть и другой немаловажный аспект, никакого отношения к политике не имеющий, а именно: словосочетание «Ніч яка, Господи» — с точки зрения чистой поэзии — отнюдь не является безупречным. Прислушайтесь: ничь-я-ка-гос-по-ди… йа-ка-го… Фонетически это словосочетание несколько коробит слух и затрудняет пение, и неудивительно поэтому, что уже сам Михаил Петрович Старицкий — в серенаде Левко, изначально предназначенной для пения — использовал совсем другой вариант первой строки:
«Але хто тепер той правдивий варіант пам'ятає», как остроумно выразился fish из Львова… Так вот, те из поющих, кому йа-ка-го петь неудобно, находят выход из положения в том, что пространственно разделяют слова в сочетании «яка, Господи»:
или изменяют в нём первое слово таким образом, чтобы там не звучало «йа»:
Именно так, например, исполняла романс Квитка Цысик, американская певица украинского происхождения (мы ещё вернёмся к этому исполнению). Именно такой вариант был записан, например, в селе Бацманы на Черниговщине; он приведён в книге «Пісні та романси українських поетів» (том 1, Киев, 1956):
Между прочим, составители академического фольклорного сборника «Пісні літературного походження» (широко известного в узких кругах, потому что вышел он в 1978 году в Киеве мизерным тиражом), ссылаясь на находку в селе Бацманы, подмечают и ещё одну особенность: слово «ясно» во второй строке «Виклика» было вытеснено тут другим словом — «видно». То же самое произошло в «народном» варианте «Ночи». Отсюда делается следующий вывод:
Остаётся лишь добавить, что в «народном» варианте слово «ясно» было словом «видно» не заменено, а именно вытеснено. Куда вытеснено? Да из второй строки в первую! Слово «ясно», «ясная», ворвавшись в первую строку, прочно обосновалось в её конце, сдвинув все остальные слова влево. Естественно, что одно из тех слов оказывалось при этом ритмически лишним и просто должно было исчезнуть. По разным причинам — политическим, идеологическим, фонетическим и психологическим — своеобразной жертвой стало слово «Господи». Попутно была разрушена и рифма «зоряна — зморена», которая имеется у Старицкого в его «Виклике»:
Вот к этому действительно интересному вопросу мы сейчас и обратимся. Игорь Михайлин в упомянутой выше статье «Iз щоденника науковця» посвятил исчезновению рифмы «зоряна — зморена» целый параграф, в названии которого опять фигурирует секрет: «Секрет однієї рими». Везёт нам на секреты… Игорь Михайлин, будучи, вероятно, научным сотрудником, уверенно анализирует ситуацию с рифмами, оперируя при этом такими терминами, как «класичне перехресне римування абаб» и «дактилічний тип рими», и тут же, не сходя с места, выдвигает изысканное научное объяснение тому факту, что слово «зоряна» в «народном» варианте песни передвинулась чуть влево (и стало «зоряна, ясная» вместо «місячна, зоряна»), отчего вся строфа потеряла свою «найкоштовнішу перлину — окрасу першої строфи — дактилічну риму». Его объяснение не лишено некоторого изящества. По мнению Игоря Михайлина, чуткое народное ухо никак не могло смириться с тем, что у Старицкого радостно-воскресное «зоряна» рифмуется с таким унылым и будничным «зморена» (и ладно бы та дивчина была зморена чем-то приятным, так ведь нет же — працею, то есть работою!). Ну, и как же было тут не упомянуть этих вездесущих русских большевиков? Никак нельзя не упомянуть. Ведь это лишь у них, у большевиков, было такая странная манера — до небес превозносить физический труд, особенно если он бескорыстный. А вот украинское поэтическое сознание, напротив, терпеть не могло этот самый труд и никогда его не воспевало:
Между нами говоря, всё это — не более чем наукообразная чепуха. По двум причинам. Во-первых, у Михаила Старицкого, даже и в его «Виклике» (о серенаде Левко я уж и не говорю), промежуточная, внутристроковая рифма «зоряна — зморена» является, вопреки постоянным утверждениям, скорее исключением, чем правилом. Действительно, в других строфах этого стихотворения рифмовка первых и третьих строк либо весьма сомнительна, либо отсутствует вовсе: «під калиною — хвилею», «променем всипаний — високій осичині», «зорями — під тополями», «ніженьки — хатиноньки», «лебедонько — серденька», «підслухали — окутала», «працею — клятою». Во-вторых, чуткое народное ухо, оскорблённое тем, что М.П. Старицкий вот этим самым словечком «зморена» так некстати напомнил ему о прозе жизни, сделало очень странную вещь: вместо того, чтобы вообще избавиться от этого гадкого «працею зморена», заменив его чем-то более благопристойным и более соответствующим тому, что Игорь Михайлин называет «українська поетична свідомість», оно, ухо то есть, почему-то решило бережно сохранить в третьей строке одиозное сочетание «працею зморена»! То есть, что же получается? Вместо того, чтобы в паре «зоряна — зморена» просто заменить второе слово, сохранив при этом столь чудесную рифму, чуткое ухо решило убрать из пары первое слово, разрушив при этом рифму, но зато для чего-то оставив слово «зморена» в неприкосновенности… Всё, на мой взгляд, может объясняться гораздо, гораздо проще. Ведь что такое «Ніч яка місячна»? Строго говоря, это не совсем то, что мы обычно понимаем, имея в виду «народную песню». Нет, «Ніч яка місячна» — это типичный городской романс, подобный, например, романсу «Что затуманилась, зоренька ясная» на слова Александра Вельтмана. И в тех социальных кругах у нас в стране, где любили и пели «Ніч яка місячна», классический романс на стихи Вельтмана тоже был, в общем, давно и хорошо известен. Конечно же, я имею в виду нашу общую страну с её уникальным взаимопроникновением национальных культур. Для украинской диаспоры за рубежом ситуация была совсем иной, так ведь и сочетание «зоряна, ясная» присуще только отечественному варианту первой строки романса! Так вот, во многом благодаря классическому романсу Вельтмана словосочетание «зоренька ясная» стало своеобразным стереотипом, словесным штампом, под который — вольно или невольно — подгонялось абсолютно ему созвучное сочетание «зоряна, ясная». В том, что это вполне могло быть именно так, меня убеждает случайно увиденное на одном из песенных сайтов вот такое поразительное название песни:
Обратите внимание на то, как совершенно естественно объединены тут фрагменты первых строк двух различных романсов! Само собой разумеется, что этому способствует и абсолютно одинаковая структура стихов Вельтмана и Старицкого. Но едва ли для подобного смешения было бы достаточно одной лишь структуры. Например, возьмём упомянутое Игорем Михайлиным стихотворение «нашого» Павла Грабовского под названием «Швачка» («Швея»):
— ну, и так далее. На Украине «Швачку» изучают в школах, оно там очень хорошо известно, и по своей структуре стихотворение Павла Грабовского абсолютно совпадает со стихотворениями Вельтмана и Старицкого, но… но ведь никому же в голову не приходит петь «Швачку» на мотив романса «Нiч яка мiсячна». А вот петь на тот же мотив романс Вельтмана — очень даже приходит:
Всё дело, несомненно, в том, что эти два романса — украинский и русский — помимо совершенно одинаковых по структуре стихов роднит ещё и поэтический образ «зореньки ясной» — один из самых лиричных образов в обоих стихотворениях… Но всё же: как так получилось, что стихи Михаила Старицкого перешли в народный романс? И откуда вдруг взялась столь знакомая всем нам мелодия «Ночи»? И наконец: когда же именно всё это могло случиться? И где?.. 6. Что, где, когдаИтак, текст будущего «народного романса» стал достоянием общественности не ранее 1883 года. Другими словами, говорить о существовании сколько-нибудь распространённого варианта песни «Ніч яка місячна» до 1883 года — вообще не приходится. Но вот мелодия? Быть может, была какая-то старинная народная песня (условно назовём её «прототип»), на мелодию которой вскоре и очень удачно легли стихи Михаила Старицкого?.. Тут надо сделать небольшое отступление и снова поговорить об этих во всех отношениях дополнявших друг друга людях — Старицком и Лысенко. Последнего иногда называют «гетманом украинской музыки» и говорят о нём как о человеке, который вывел украинскую музыкальную культуру на качественно иной, чем до него, уровень. И дело не только в том, что он стал основоположником украинской классической музыки: неоценима его роль и в собирании и обработке народных песен. В течение десятилетий Николай Лысенко (и часто вместе со своим другом и братом Михаилом Старицким) скрупулёзно и дотошно занимался тем, что «окультуривал» украинский песенный фольклор. Вплоть до 1903 года регулярно выходили в свет его сборники, состоявшие из народных песен — многих сотен украинских народных песен. В качестве иллюстрации сказанному сошлюсь на перечень песен, включённых Николаем Лысенко в его сборники и любовно отсортированных им по жанрам: вечерние, комические, любовные, исторические, уличные, шуточные, женская доля и так далее. Так вот, у меня есть список из более чем полутысячи названий (и я совершенно уверен, что перечень этот является неполным):
— это только лишь самое начало списка. Так вот: среди всех этих песен прототипа песни «Ніч яка місячна» — нет. Или кто-то скажет, что это не так? Вот читаешь то тут, то там: «Написана-де на мотив старинной народной песни…» — где она, эта песня? Кто её слышал? Как она называется? И самое главное: куда она потом исчезла?.. Давайте всё же определимся с тем, что же, собственно говоря, мы ищем. «Прототипа» — то есть известной и более старой песни с другими словами, но практически с той же самой мелодией, — такого прототипа у «Ночи», по-видимому, просто не было. Далее, мы не будем сейчас говорить о тех песнях, в мелодии которых есть что такое общее с хорошо нам известной мелодией «Ночи» — таких песен можно указать очень и очень много: и размер совпадает, и тональность та же, да и в нотном рисунке есть сходство. Да вот взять хотя бы украинскую народную песню «Мiсяць на небi» — кстати говоря, песню не менее прекрасную, чем «Нiч», так что «вторая поющая» эскадрилья вполне могла бы в фильме исполнить не «Нiч яка мiсячна», а столь же элегантную «Мiсяць на небi»… Определённое сходство между ними можно ведь, при желании, отыскать. Песня и вправду чудесная; пользуясь случаем, давайте её тоже послушаем (поёт Таисия Повалий): Автор слов этой песни неизвестен, но она недаром включена в упомянутый выше сборник «Пісні літературного походження», ибо её сбалансированность, изящество и вкус с головой выдают её литературное происхождение:
Так вот: мы ищем не это. Мы ищем именно «Нiч яка мiсячна» — песню с теми же самыми словами и с той же самой мелодией. А что это означает — «с теми же самыми» и «с той же самой»? Это вовсе не означает, что её слова и её мелодия должны абсолютно точно совпадать с тем, что мы знаем, например, по кинофильму «В бой идут одни «старики». Вовсе нет. Народная песня рождается среди людей, она живёт и, так сказать, растёт в них, в людях, — с их вполне конкретными радостями и горестями, потому что сами-то люди рождаются, живут и умирают в своём вполне конкретном времени. Относительно текста это означает, что вполне возможны его модификации — они зависят и от времени, и даже от места. Текст вполне может быть чуточку другим, но! Но всё равно он обязательно будет узнаваем! «Ніч яка, Господи! Місячна, зоряна» или «Hiч яка мiсячна, зоряна, ясная» — мы всё равно знаем, что это, в данном случае, одно и то же. Абсолютно то же самое справедливо и по отношению к мелодии. Та «Нiч», которая нам известна по фильму Леонида Быкова, — это не более чем конкретная (и не очень давняя, кстати) авторская обработка, относящаяся ко вполне определённому времени. Если сейчас это стало чем-то вроде канона, то вовсе не обязательно, что так было всегда. Мы вполне можем встретиться и с чуточку другим размером, и с не совсем той тональностью, и с какими-то непривычными для нас вариациями в исполнении. Главное, что при всём при этом мы всё равно узнаем эту мелодию, в какие бы тональности она не рядилась. Короче говоря, и текст, и мелодия — одновременно должны быть узнаваемы. Именно поэтому мы не можем, например, говорить, что серенада Левко — это «Hiч яка мiсячна» образца 1883 года: никакой эволюцией из мелодии серенады Левко мелодию романса «Hiч яка мiсячна» не получишь. А мы ищем именно «Нiч» — такую «Нiч», какой она была, скажем, году в 1910-ом или в 1920-ом… В Интернете можно прочитать следующее утверждение:
Мне было бы очень интересно взглянуть на источники, позволившие столь категорично утверждать, что-де к началу 20 века «Виклик» Старицкого вовсю поётся в Малороссии. Ну сами представьте себя на месте Николая Лысенко: вы много лет собираете-сортируете-обрабатываете песенный фольклор, знаете его вдоль и поперёк, лично знаете почти всех его исполнителей, и вот появляется некая народная песня, которая «вовсю поётся» на прекрасно вам известные, использованные в вашей же опере стихи вашего друга детства, вашего брата и постоянного соавтора, с которым вы душа в душу идёте по жизни почти полвека… и что? и вы пройдёте мимо такой песни? и вы ни полусловом, ни полунамёком нигде о ней даже не упомянете?.. Это слишком невероятно, чтобы быть правдой. По крайней мере, до начала XX века такой широко известной песни — не было. Мне кажется, что это можно утверждать почти наверняка. С некоторой осторожностью можно говорить и о том, что «Ніч яка місячна», во всяком случае, не была очень известна примерно до 1912 года — года смерти Николая Лысенко, который пережил своего друга на восемь лет… 7. Кубань, станица УманскаяИнтенсивный поиск в Интернете дал первые результаты: упоминание об интересующей нас песне я обнаружил в научном каталоге под названием «Українські нотні видання 1917-1923 рр. з фондів НБУВ» (Национальной библиотеки Украины имени В.И. Вернадского; источник). Там перечислено всего около 900 нотных изданий, выпущенных в те годы на украинском языке. Среди них очень много песенных сборников и отдельных брошюр, содержащих огромное количество украинских народных и авторских песен. И вот в перечне песен, включённых в одну такую тоненькую книжечку (из 24-х страниц), под названием «Первоцвіт: Перший десяток Українських пісень про 1, 2 і 3-х однопорідних голосів з супроводом рояля», мы и находим «Ніч яка місячна». К большинству песен (всего их десять) даны примечания: от кого и где Терентий Безшлях услышал песню и записал. «Ніч» он услышал от некоей Ант. (Антонины?) Доманской в «ст. Уманська, у Чорноморiї». В примечании к самой книжке написано: «У ноти завів і супровід спорудив Т. Т. Безшлях». Другими словами, это не было всего лишь простой перепечаткой давно известных нот: Терентий Безшлях не только записал, но ещё и как-то обработал песню, которая начиналась словами «Ніч яка, Господи, місяшна, зоряна…» и которую он услышал на Кубани, в станице Уманской, в исполнении Ант[онины] Доманской. Когда это случилось? Трудно сказать. На самой книжечке год её издания не проставлен, и дата издания (1917-1919 годы) установлена работниками Национальной библиотеки Украины лишь приблизительно, на основании сравнения с данными из другого издательского каталога: «Рік видання встановлено за видавничим каталогом, де анонсуються твори Г. Давидовського, вперше видані у 1917 р.» (то есть — «Год издания установлен по издательскому каталогу, где анонсируются произведения Г. Давыдовского, изданные впервые в 1917 году»). Взглянем на текст, приведённый в книжке «Первоцвіт»:
В принципе, тут нет никаких сюрпризов: Терентий Безшлях услышал от Ант. Доманской укороченный на три строфы «Виклик»…
В фондах Национальной библиотеки Украины, помимо упомянутой книжечки, хранятся ещё пять сборников Т.Т. Безшляха под общим названием «Украинськи метелыкы» («Украинские бабочки»), напечатанных в той же типографии Г. М. Пуховича в Ростове-на-Дону и точно так же, приблизительно, датированных теми же годами. В эти сборники Т.Т. Безшлях поместил 150 украинских песен, многие из которых были записаны им в разных местах — больше всего в Ростове-на-Дону и в селе Бобринец на Херсонщине. Терентий Безшлях тщательно отметил тех, от кого он услышал те или иные песни: Настя Мельничиха, Устина Солонькивна, Антон Фисун, Яков Цыганок, Опанас Ярошенко, Ол. Литусиха… Ни станица (или железнодорожная станция?) Уманская на Кубани, ни некая женщина по имени Ант. Доманская, ни песня, начинающаяся со слов «Ніч яка, Господи, місяшна, зоряна…» — нигде им больше не упомянуты. И не только им. Ничего о ней не знают и составители фундаментального, из 200 с лишним страниц, сборника украинских народных песен, выдержавшего несколько изданий примерно в те же годы, ничего о ней не знает и Евгений Турула, собравший в своих книжках множество известных песен. Ни одного упоминания о нашем «народном» романсе ни в каком-либо ещё из перечисленных в научном каталоге изданий больше нет. Только у Т.Т. Безшляха, и только лишь в одной книжке из девятисот перечисленных. Всего лишь одно название среди многих тысяч… А кто он был, Терентий Безшлях? На сайте «Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика» я встретил упоминание об одной его книжке, изданной пятым изданием в Одессе в 1904 году: «Не любо — не слухай, брехать не мiшай. Фантазiя югового руського народу. Зiбp. i улаштував Т. Безшлях (Пущанський-Кривий)». Очевидно, Т.Т. Безшлях был давним и опытным собирателем фольклора, и не только песенного. Какая нелёгкая занесла его в годы Гражданской войны с юга Украины на Дон и на Кубань?.. Кубань 1919 года… А что такое станица Уманская в 1919 году? Это — глубокий тыл белых. Станица Уманская изначально, с конца XVIII века, стала приютом запорожских казаков и к 1918 году являлась центром Уманского полкового округа и культурной столицей северной Кубани. Взгляните на карту, где она отмечена указателем:
Вообще говоря, я бы нисколько не удивился тому, что именно где-то здесь и возникла «Ніч яка місячна». Именно здесь, на последнем островке старой России, которая отчаянно и безнадежно пыталась себя сохранить. Именно сюда, «на территорию вооруженных сил юга России», с началом Гражданской войны устремились тысячи и тысячи беженцев: чиновничий люд, студенты, офицеры, их матери, жёны и невесты. Там, на Дону и на Кубани, городская культура образованных людей из центральных российских губерний (включая, разумеется, такие, как Харьковская или Киевская) встретилась с исконно народной культурой казаков — давних украинских переселенцев. Да, нисколько не удивился бы. Ведь буквально всё и указывает как раз на то, что «Ніч яка місячна» появилась где-то в интервале примерно от 1905 года до 1919 года… Ну а что же могло произойти потом, после 1919 года? А потом случилась волна массовой эмиграции тех самых «образованных людей», в среде которых новый романс, собственно, и появился. Значительная часть тех из них, кто был в 1919 году «на территории вооруженных сил юга России», оказалась за границей: и в Европе, и в Америке. Они унесли романс с собой, и он потом завоёвывал там популярность и передавался из поколения в поколение. О популярности этого романса среди «украинской диаспоры» вспоминают теперь многие её представители. Чтоб не ходить далёко за примерами — Катерина Ющенко, жена президента Украины. Правда, её родители оказались в Америке лишь в 1956 году, а сама она родилась там пятью годами позже. Но и переезд семьи из Европы в Америку, и дальнейшая их жизнь — происходили при активной поддержке украинской диаспоры и в её среде. Так вот, в интервью, размещённом на персональном сайте Виктора Ющенко, отвечая на вопрос об отношении к народным песням и о тех традициях семейного пения, которые ей знакомы с детства, жена Ющенко прямо называет «Ніч» любимой песней своей матери:
Диаспора диаспорой, но очень многие, скажем так, «носители» романса «Ніч яка місячна» никуда не эмигрировали, а остались тут, на Родине. Их отношение к стихам Старицкого не было столь ортодоксальным, как в кругах украинской эмиграции. Именно в их среде — вероятно, под влиянием старинного русского романса «Что затуманилась, зоренька ясная» — первая строчка «Ночи» и приобрела столь привычный для нас вид: «Ніч яка місячна, зоряна, ясная…» О своём детстве вспоминает в интервью певица Надежда Бабкина:
В марте 1920 года в станице Уманская была окончательно установлена Советская власть. В июне 1934 года станица Уманская, располагавшаяся когда-то в глубоком тылу деникинских войск, получила имя Ленинградская. Многие из её жителей, принимавших некогда активное участие в Гражданской войне на стороне белых, были либо уничтожены, либо вывезены. На их место доставили новых переселенцев — в основном, это были семьи военнослужащих из Белорусского и Ленинградского военных округов. Железнодорожная станция у станицы Ленинградская сохранила своё прежнее название — Уманская — до сих пор…
В этой связи хотелось бы обратить ваше внимание на одно очень для нас непривычное, но и очень красивое исполнение «Ночи». Запись эта была сделана американской певицей и яркой представительницей украинской диаспоры Квиткой Цисык — для первого из двух её украинских альбомов, который вышел в 1980 году в США под названием «Пісні України» (или же «Songs of Ukraine» — как сказать точнее?): Певицы, голос который вы только что слышали, больше нет с нами: в марте 1998 года, не дожив всего нескольких дней до своего 45-летия, Квитка Цысик умерла от рака — как и её мать четырьмя годами ранее, как и её сестра пять лет спустя… Вы обратили внимание на то, как пропела Квитка Цисык первую строчку романса? «Ніч така, Господи, місячна, зоряна». На это, между прочим, обратил внимание и Иван Малкович, не вполне добросовестный, как на мой вкус, редактор весьма тенденциозного украинского перевода «Тараса Бульбы». Иван Малкович тоже очень любит романс:
Нет, ну никак слово «Господи» не даёт покоя внезапно прозревшим «любителям» изящной словесности! Ещё раз повторю: слово «Господи» наиболее характерно для того варианта романса, который бытовал в относительно замкнутой среде украинской эмиграции. Наличие или отсутствие этого слова в первой строке романса не является ни достоинством текста, ни его недостатком, а отражает лишь различные исторические и культурные условия, в которых в течение десятилетий жил и развивался «народный» романс.
Да, а что же с мелодией, услышанной и записанной Терентием Безшляхом? Как же пели «Нiч» на Кубани в годы Гражданской войны? Ну что ж, мы имеем возможность послушать ту же самую мелодию, которую когда-то слышал Т. Безшлях от Ант. Доманской. Она воспроизведена (пусть качество записи и не слишком высокое) непосредственно по нотам, опубликованным в книжке «Первоцвіт». Вместо голоса Ант. Доманской звучит флейта. Слушаем: И как — похоже ли это на всем нам столь хорошо знакомую мелодию «Ночи», простую и элегантную? Похоже. Да, размер другой, но это та же самая мелодия, она вполне узнаваема. Одновременно и совпадение текста, и узнаваемость мелодии позволяют утверждать, что вот это и есть «Нiч» — образца 1919 года и в обработке Терентия Безшляха. А вы обратили внимание на то, что имеется определённое сходство между исполнениями Квитки Цисык и Ант. Доманской, хотя и разделяют их примерно шесть десятилетий? Я говорю не о том, что первый куплет они поют одинаково. Это само собой, но вот и в том, и в другом случае мы слышим повторение последних двух строк каждого куплета — и с весьма похожими интонациями. В привычном нам варианте «Ночи» эта особенность отсутствует. Быть может, это просто совпадение… Но не надо ведь забывать и о том, что вскоре после того, как Безшлях записал «Нiч», Гражданская война завершилась поражением белых, и романс примерно в том же самом виде оказался в эмиграции… Впрочем, это может быть лишь простым совпадением. Авторы и первые исполнители песни «Ніч яка місячна» были, несомненно, людьми образованными, знавшими и любившими украинскую песенную классику. И ещё. Самое, быть может, главное: авторы «Ночи» обязаны были знать стихотворение «Виклик». Или, на худой конец, текст серенады Левко. Настя Мельничиха, Устина Солонькивна, Опанас Ярошенко или Олеся Литусиха — они едва ли увлекались чтением на досуге поэтических сборников Михаила Старицкого или посещением оперных спектаклей. Настя Мельничиха просто не смогла бы положить стихотворение Старицкого «Виклик» на музыку, потому что просто не знала бы этого стихотворения. А вот, например, Антонина Доманская — она смогла бы? Не знаю. Не знаю… Ну так что? Вопрос решён? Кубань времён Гражданской войны? Станица Уманская? Там появилась знаменитая «Нiч»?.. Там и тогда она вполне могла бы появиться. Но вот появилась она — не тогда и не там.
|
|
|||||||||||||||||||||
 |
|
|
 |
|
|
|
 |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Сборник
имеет следующие выходные данные: «Ростов н/Д: Видання Андрея Дідеріхса,
Спадкоприємці Л. Адлер, [1917-1919] (Нотопечатня и типо-литография
Г. М. Пуховича)». Его автором (или, точнее сказать, составителем)
указан Терентий Тимофеевич Безшлях.
Понятное дело, что в силу совершенно объективных
причин (ситуация тут напоминает ситуацию с расколом Русской православной
церкви, произошедшем примерно в те же годы) дальнейшее становление
и развитие традиций исполнения «Ночи» происходило немного по-разному
у нас в стране и в украинской диаспоре за рубежом. Причём, это можно
видеть не только по пресловутой первой строчке романса, но иногда
и по самой манере его исполнения.