СЛАВА СОЛДАТСКАЯ

Кто из нас, солдат, не мечтает о боевой славе? Верное слово - каждый. Всяк хотел бы совершить подвиг.
Но слава, она не каждому солдату дается. Если ленцой ты страдаешь или прячешься за спину товарища, не видать тебе славы. Не видать! И в бою она не подружится с нерадивым солдатом и обойдет его в мирные дни. Это - закон, и никакая сила не изменит его.
Но если ты всю душу будешь вкладывать в свои солдатские дела, если служба и учеба станут сердцевиной твоей жизни - честь и слава тебе! Эту истину узнал я на собственном опыте. А ведь раньше считал Максим Перепелица, что для подвига имеется место только в бою. Но то раньше было...
Наша жизнь полна интереснейших событий! Вот, к примеру, одна только ночь прошла (не день, заметьте, а ночь!), но какая перемена в судьбе Перепелицы наступила! Лег спать рядовым, а утро встретил уже без пяти минут сержантом. Не подумайте только, что приснилось это Максиму. Утро-то встретил я не в постели, а далеко от казармы - в поле. Вот как все произошло. Среди ночи, когда солдаты спали крепким сном, вдруг раздалась команда:
- Подъе-е-м! Тревога!..
Ничто не может так подстегнуть нашего брата-солдата, как слово "тревога". Услышал я это слово сквозь сон, и точно кто в мою постель кипятком плеснул. Один миг - и Перепелица на ногах. Еле успеваю портянки намотать, а ноги уже в сапоги рвутся, потом несусь к вешалке за шинелью. Гимнастерку на ходу надеваю.
А вокруг что делается! Не суетня, нет. Если кто посторонний заглянул бы в такую минуту в казарму, то подумал бы, что скоро должен потолок рухнуть и поэтому все вылетают на улицу. Но солдат не просто выбегает из казармы, а лишь после того, когда на его поясном ремне займут свое место лопатка, подсумки с обоймами или чехлы с магазинами, а за плечи усядется вещмешок. Само собой разумеется, и оружие должно быть в руках. Но по этой "тревоге" одним оружием, видно, не обойтись. Дежурный по роте объявляет:
- Строиться с лыжами! Взять маскировочные костюмы. Значит, тревога серьезная. А может, что-нибудь случилось?.. Эта неизвестность еще больше подстегивает.
Не прошло и четырех минут, как я в полной боевой готовности, с лыжами в руках, выбегаю из казармы.
На улице такой мороз, что в ноздрях закололо. Тишина небывалая. Вроде все вокруг вымерло. От этого, наверное, снег не скрипит под ногами, а прямо кричит, как живой. Сделаешь шаг, и земля звенит. И звон тот до самых звезд достигает. А им, звездам, мороз нипочем. Перемаргиваются, точно подсмеиваются над нами, что спешим мы закрыть уши от холода - торопливо отвертываем свои шапки. Может, звездам весело оттого, что солдаты не знают, какое дело предстоит им в эту глухую ночь?.. Двери в казарму уже не закрываются. Оттуда народ валом валит. Замечаю, что командир роты и командиры взводов уже здесь. Офицерам нашим тоже нет покоя. Всегда начеку.
Старший лейтенант Куприянов подает команду:
- Рота, в линию взводных колонн, по четыре - становись! Построились мы в колонну и побежали через плац к артиллерийскому парку. За парком, где начинается наше учебное поле, стали на лыжи и двинулись к Муравьиному яру - месту сосредоточения по тревоге. Вот и Муравьиный яр. Его покрытое кустарником дно прячется в потемках.
Темно так, что от головы ротной колонны трудно разглядеть замыкающие ряды. Спустились мы по склону яра к заснеженным кустарникам, и здесь началась проверка готовности взводов к маршу. Командиры дотошно осматривают каждого солдата: все ли из оружия и снаряжения имеется налицо, не сунул ли кто случайно ноги в сапоги без портянок... Всякое может быть. Потом лейтенант Фомин подозвал командиров отделений своего взвода, чтобы отдать приказ. А между нами, солдатами, уже пронесся слух, что где-то в двадцати километрах к северо-востоку от города "противник" высадил авиадесант. Придется с ним повозиться, и каждому интересно, как оно все там будет.
Надеваем мы белые маскировочные костюмы, осматриваем крепления лыж.
Возбуждены, даже мороза никто не замечает.
Подошли сержанты. Левада отвел наше отделение в сторону и начал объяснять задачу. Оказывается, задача нелегкая. Будем действовать мелкими группами. Младший сержант Левада говорит, что успех зависит от умения владеть компасом. Ведь нашему отделению предстоит пройти по прямой, по бездорожью восемнадцать километров. Легко сказать - восемнадцать! И это через заснеженные поля, кустарники, овраги... К восходу солнца нужно сосредоточиться на южных скатах высоты с тригонометрической вышкой. К этой же высоте, только с разных сторон, подойдут другие отделения нашего взвода. Закрепляем мы визиры своих компасов на заданный азимут. Теперь никакая карта не нужна. Впрочем, карт на этот раз нам и не дали. И только приготовились тронуться в путь, как старший лейтенант Куприянов вдруг крикнул:
- Воздух!
Мы замерли на месте. "Почему командир роты тревожится? Ведь темно. Пусть сто самолетов в небе, нам что до них?"
В это время в чаще кустарника кто-то пальнул из ракетницы. Не успела ракета разгореться над яром, как все мы, не сходя с лыж, кувырнулись в снег. И если бы оказался в небе настоящий противник, вряд ли ему удалось бы рассмотреть что-нибудь на дне Муравьиного яра. Но все вышло по-иному. Близ нас стали рваться взрывпакеты - началась "бомбежка". Я даже не разглядел, кто те пакеты бросил. Наверное, командиры взводов.
Когда взрывы прекратились, командир роты дал такую вводную:
- Взвод лейтенанта Фомина понес потери! Выведены из строя командиры второго и третьего отделений и пулеметный расчет первого отделения! Самолеты "противника" делают новый заход для "бомбежки"! Нужно рассредоточиться. Каждое отделение действует самостоятельно. Справа и слева послышались команды. Это сержанты уводят своих подчиненных из-под "удара". А наше отделение лежит, хотя в небе вот-вот опять может вспыхнуть ракета.
И тут только я смекнул, что мы остались без командира: наш Левада-то зачислен в "убитые".
Вскакиваю на ноги и подаю голос:
- Второе отделение, слушай мою команду! Встать!.. За мной, бегом - марш! Пустилось наше отделение по дну яра к его северному отрогу. А когда достигли расщелины, остановились и залегли.
Рядом со мной лежит в снегу Василий Ежиков и шепчет:
- Молодец, Максим, здорово у тебя получилось, как в боевой обстановке.
Я наклонился к Ежикову и отвечаю:
- Товарищ рядовой Ежиков! На занятиях никаких Максимов! Есть заменивший командира рядовой Перепелица, есть рядовой Ежиков! Ясно?
Ежиков шмыгнул носом и ответил:
- Ясно...
Замечаю, что к расщелине подходит лыжник. Узнаю в нем лейтенанта Фомина.
Подъехал он и говорит:
- Рядовой Перепелица, постройте отделение. С лыж не сходить.
Подал я как положено, команду, выровнял строй и доложил командиру взвода.
А он спрашивает:
- Задачу отделения знаете?
- Так точно, - отвечаю.
- Действуйте. Время не терпит.
Я тут немного растерялся.
- Как, - спрашиваю, - действовать? Вести отделение по азимуту? - Не только вести, - говорит лейтенант. - Кто в бою заменяет выбывшего командира, тот берет на себя полную ответственность за выполнение всей задачи. Командуйте.
Приказано - никуда не денешься. Но ведь впереди возможен бой с "противником". А чтобы командовать в бою, большое умение требуется. Командовать без умения - все равно что слепому грибы собирать. Но тут же подбадриваю себя: "Не робей. Перепелица, не зря тебя столько учили. Лейтенант знает, кому доверил отделение". - Слушаюсь, - ответил я.
...Поднялись мы из Муравьиного яра, прошли заводской поселок и оказались на окраине города. Отсюда определен азимут на высоту с тригонометрической вышкой. Здесь, так сказать, печка, от которой танцевать начнем. Вскоре цепочка отделения достигла железнодорожной насыпи. По ту сторону железной дороги перед нами раскинулся заснеженный простор. Но этот простор только угадывался. Над полем стояча ночь.
Назначаю Ежикова и Самуся дозорными и приказываю им двигаться впереди отделения.
- Только не отрывайтесь далеко, - напоминаю солдатам, - будьте на виду.
В ответ Ежиков кинул на меня колючий взгляд. Зачем, мол, учишь ученых? Каждому солдату известно, что если дозор не имеет связи с ядром, то от него мало толку. Наткнется на противника, а просигналить не сумеет. Разве только шум поднимет. Но напомнить обязанность дозорных - не лишнее. Суть всякого учения - в повторении. Повторишь лишний раз, крепче в мозгу засечется.
...Идут Ежиков с Самусем впереди, лыжню прокладывают, а я по этой лыжне веду отделение. Мороз все крепчает, лютует. Дерет щеки, нос. Капюшон маскировочного костюма около подбородка ледяной коркой покрылся. Иней серебрит брови солдат. Но шагаем легко. Наст твердый, припорошенный мягким снежком. Лыжи хорошо скользят по нему, даже посвистывают. Вокруг мгла. Время от времени из этой мглы выступают кустарники, деревья да овраги встают на пути.
Причудливым все выглядит ночью. Каждый куст надел на себя снежную шапку и сидит под ней, не шелохнется. Приближаешься к нему, и мерещится, что впереди вздыбился какой-то здоровенный зверь. Глядишь и думаешь, что он от тебя далеко, но сделаешь шаг-другой, и уже вровень с ним. Одно слово - зимняя ночь. Только на фоне неба очень хорошо видны деревья - близкие и далекие.
Но мне некогда ими любоваться. Дозорные собьются с направления - кто в ответе будет? Ведь в такую ночь пройдешь мимо этой высоты с вышкой и не подумаешь, что она рядом. Вот и надо Перепелице сходить с лыжни, останавливаться на несколько секунд и подносить к глазам руку с компасом. И тут не просто нужно взглянуть на компас. Требуется точно совместить светящиеся стрелки, указывающие на Юг и на Север, с этими же надписями на циферблате и проверить, не отклоняемся ли мы от азимута, на который указывает визир компаса. А чтобы точнее выдерживать направление и реже сходить с лыжни, засекаю ориентиры. Подниму компас к глазам и по линии визира прицеливаюсь далеко вперед, на какое-либо дерево, выделяющееся на фоне неба. Потом повернусь кругом и в тылу засекаю приметное дерево. Вот и движемся по линии между этими ориентирами, потом новые засекаем. Вроде и немудреное дело - идти по компасу, особенно когда он тебе не впервые в руки попал да местность ровная. Но попробуй не потеряй направление, если то и дело приходится петлять: то кустарник, сквозь который не продерешься, обходи, то обрывистый овраг. Тут надо точнее засекать ориентиры, потом, не упуская их из виду, брать в сторону. А как препятствие останется позади, опять выходить на линию между ориентирами. Ох, эти овраги! Кажется, сколько ни есть их, все на нашем маршруте. А ночью даже дно поганой канавы трудно разглядеть, не то что глубину оврага. А вдруг он обрывистый? Сорвешься в прорву и шею свернешь, в лучшем случае лыжи сломаешь. Или помчишься на лыжах вниз, а там - колючий кустарник, каких здесь много. Врежешься в него и так себя разукрасишь, что мать родная не узнает. Да мало ли какие неожиданности подстерегают лыжника, который, летит по крутому склону, не видя ничего впереди! Но солдат на то и солдат, чтобы любая неожиданность была ему нипочем. Попадется овраг, седлаем свои палки от лыж и несемся вниз, во все глаза вперед смотрим. Заметил опасность - сигнал товарищам и нажим на палки (даже садишься на них, если нужно). Тормоз работает безотказно, не зевай только.
Так и двигались...
Через полтора часа на нашем пути оказалась дорога. Это, наверное, та, которая идет из села Кувшиново в город. А проверить не могу - нет карты. Приблизились наши дозорные к дороге и вдруг сигналят - поднимают над головой автоматы. Приказываю отделению залечь, а сам быстро выдвигаюсь вперед.
- Машина с пушкой, - докладывает Ежиков.
Действительно, слева на дороге виднеется машина. Возле нее толпятся люди. Можно, конечно, тихо перемахнуть через дорогу и двигаться дальше. У нас своя задача. Но что за люди? Шепчу Ежикову:
- Подползем.
Так и сделали. Рядом оказался кустарник, и мы, укрываясь в нем, подобрались к машине совсем близко.
Различаю перед машиной мост. Значит, верно, эта дорога - на Кувшиново, а мост - через Сухой ручей. Группа солдат стоит перед мостом и кого-то уговаривает. Слышу голос:
- И где же твоя сознательность? Мы же на задание едем. - Сказано, мост взорван, проезда нет. Приказано никого из полка не пропускать, кроме одной машины с офицерами.
- Это ошибка, - убеждает тот же голос, - наверное, приказано нашу машину пропустить.
- Нет, не приказано...
Ежиков наклоняется ко мне и шепчет:
- Да это наши соседи-артиллеристы. Их тоже по тревоге подняли.
Я уже и сам об этом догадался.
А раз перед нами свои - чего скрываться? Поднимаемся с Ежиковым и выходим на дорогу.
- В чем дело? - спрашиваю.
Артиллеристы притихли, удивились нашему появлению. - Саперы бузят, - отвечает потом командир орудия - высокий такой сержант, фамилии его не знаю. - Мы едем по своему маршруту, а здесь, оказывается, мост "взорвали".
Догадался я, что не зря "бомбили" нас в Муравьином яру, не случайно "выведены" из строя два командира отделения. Не зря и саперов послали на эту дорогу и мост перекрыли. Шевели, мол, солдат мозгами, смекай. Боевая обстановка и не такие гостинцы может приготовить. Ищи выход. Смекаю. Допустим, думаю, снег в стороне от моста по обе стороны реки можно расчистить. Но через реку как переберешься? Лед-то выдержит машину с пушкой, но спуститься на него с крутого берега метровой высоты не легко, а подняться на другой берег совсем невозможно. И речушка не широкая - каких-нибудь пять метров! Но выход все же есть.
Отозвал я в сторону сержанта артиллериста и спрашиваю, был ли он на прошлой неделе в клубе на вечере встречи с фронтовиками. Сержант, оказывается, был там, но никак не поймет, к чему я веду разговор. - А помните, - говорю, - как один офицер рассказывал насчет переправы? Автоколонна доставляла боеприпасы и наткнулась на разбомбленный мост. Вот так же зимой. Понимаете?
Тут сержант хлопнул себя рукой по лбу и кричит:
- Идея!
Потом говорит:
- Не зря командир взвода приказал взрывчатку, ломы и лопаты на всякий случай захватить. Сам небось знал, что нас ждет. А я-то!.. Минут сорок топчемся здесь.
- Эх, а еще артиллеристы! - не удержался я, чтобы не упрекнуть сержанта. - Братцы, помогите! - обращается ко мне командир орудия. - В долгу не останемся, отплатим.
- При чем тут, - говорю, - плата? Взаимная выручка - закон солдата. Но уж разрешите мне здесь распоряжаться. У меня людей больше. - Сделайте милость, товарищ, не знаю, кто вы по званию и как фамилия, - отвечает артиллерист. Погонов-то моих под маскхалатом не видно. - Командир отделения Перепелица, рядовой, - представляюсь. Сержант с удивлением посмотрел на меня, вроде заколебался, но ничего не сказал.
Приказываю Ежикову вызвать к мосту отделение и намечаю план действий; мы расчищаем для машины дорогу по обе стороны реки, трамбуем снег в кюветах, а артиллеристы подальше от моста взрывают лед и из его кусков выкладывают на льду новый "мост" - вровень с берегами настил. К этой работе и мое отделение потом подключилось.
Содрали с реки целый участок льда и рядом со "взорванным" мостом выложили из него ледяной мост. А чтобы он крепким был, двумя брезентовыми ведрами, которые оказались в машине, и банкой из-под бензина носили из проруби воду и поливали ледяное сооружение. Мороз же свое дело делал. Вода замерзала и намертво схватывала куски льда. Даже колесоотбойные бровки сделали по краям моста, чтобы машина не соскользнула.
Наконец, все хозяйство артиллеристов оказалось на противоположном берегу. Но сколько времени утеряно! Небо на востоке совсем покраснело - до восхода солнца недалеко. Зато не близко до высоты с вышкой. Придется нам бежать что есть духу.
Сержант артиллерист подошел к нам и говорит:
- Теперь мы вас выручим. Залезайте в машину. Прямо к тригонометрической вышке доставим.
Кое-кто из моих солдат уже кинулся к грузовику. - Назад! - скомандовал я. - Ишь какие прыткие пассажиры!.. Забыли приказ: добраться на лыжах?
Я официально отдал честь сержанту: "Езжайте, мол", - и подал отделению команду:
- Становись!
Артиллеристы уехали, а я повел солдат по азимуту. Изо всех сил работали палками, спешили.
В поле уже рассвело, и можно было без опаски стрелой нестись в самый глубокий овраг. Даже ветер, подувший вдруг со стороны города, помогал нам, точно беспокоился, как бы не опоздали солдаты.
Мороз к утру еще злее стал, а нам жарко. Знаю об усталости солдат, но прибавляю шагу. Беспокоюсь, что получим замечание, а командир взвода нехорошо подумает об отделении и обо мне, конечно: плутали, скажет, не умеют еще ходить по азимуту.
Но как ни спешили, а солнце опередило нас. Издалека увидели, как золотые лучи коснулись деревянной вышки, как красный отблеск упал на вершины холмов. Заметил я также, что к высоте с разных направлений подходят цепочки лыжников - это те, кто имел ломаный маршрут. Горько стало Перепелице. Ведь путь наш был наиболее коротким, а подходим к цели последними.
У тригонометрической вышки собралось много народу. Видать, никакого боя не предстоит - десант, о котором говорили, условный. А мне и солдатам всего нашего отделения невесело - последними ведь подходим. Но что это? Все, кто стоял у вышки, идут нам навстречу. Насторожился я. Всматриваюсь в идущих и узнаю старшего лейтенанта Куприянова, лейтенанта Фомина. Здесь же и младший сержант Левада (наверное, на машине вместе с начальством прикатил). Рядом с Левадой сержант артиллерист, которого выручали мы сегодня.
Встретились. Доложил я старшему лейтенанту Куприянову о прибытии отделения и хотел было объяснить причину нашей задержки. - Все ясно, - перебил меня командир роты.
У меня даже сердце дрогнуло. Но раз улыбается старший лейтенант... Вижу, и у Степана Левады лицо светится - вот-вот кинется меня обнимать А командир роты продолжает - Слава вам, товарищ Перепелица, что отлично владеете солдатской наукой Раз любая задача вам по плечу, буду ходатайствовать о присвоении сержантского звания...
...До самой весны рядом с деревянным мостом через Сухой ручей держался и наш ледяной мост. И солдаты, проезжая мимо него, шутили: "То мост имени Максима Перепелицы".
Против такой шутки я возражения не имею...

Читать дальше>>