Нашла в интернете, скачала (жалко, не помню адреса). С некотрыми изменениями:
ВЛАДИМИР ТАЛАШКО:
«Были разговоры, что война в «Стариках...» не настоящая. Но, когда картину показали в Москве в штабе воздушной армии, бывалые фронтовики сказали: «Да, леня, это о нас». Быков тогда чуть не плакал от счастья»
Ровно 35 лет назад начались съемки одного из самых знаменитых советских фильмов о войне — «В бой идут одни «старики»
Надежда КУТОВАЯ, «СОБЫТИЯ»
Съемки знаменитого фильма «В бой идут одни «старики» проходили на заброшенном аэродроме под Черниговом. Картина Леонида Быкова о «поющей эскадрилье» по праву считается одним из лучших советских фильмов о войне. Только за первый год проката героическую драму посмотрели 45 миллионов зрителей! Звездами советского кино после выхода фильма стали молодые актеры Сергей Подгорный, Владимир Талашко, Сергей Иванов, Рустам Сагдуллаев и Евгения Симонова. Все они затем укрепили свою славу и другими ролями в кино, но в памяти миллионов зрителей так и остались в образах Смуглянки, Скворцова, Кузнечика, Ромео и Джульетты.
Народный артист Украины Владимир Талашко, сыгравший в фильме старшего лейтенанта Сергея Скворцова, сегодня живет и работает в Киеве (преподает в Национальном университете театра, кино и телевидения имени Карпенко-Карого, является художественным руководителем мастерской дикторов и телеведущих, ведет детскую программу «Доброе слово» на телеканале «Глас»), но в кино почти не снимается. Сразу после «Стариков...» на актера обрушилось такое количество предложений, что несколько лет Владимир Дмитриевич работал на съемочной площадке без передышки. В те годы в свет вышли десятки фильмов с его участием, среди которых «Капитан Немо», «Как закалялась сталь», «Рожденная революцией», «Овод», «Пароль знали двое», «Людоед», «Запороги».
— В вашей творческой биографии много прекрасных ролей, но узнают вас все-таки по образу Сергея Скворцова. Не обидно?
— Роль Скворцова принесла мне популярность, так на что обижаться? Судьба подарила мне шанс работать и быть в хороших взаимоотношениях с замечательным режиссером и актером Леонидом Быковым, который тоже был моим учителем. В фильме ведь нет ролей второго плана, каждая роль — главная. И Леонид Федорович всегда подчеркивал значимость каждого персонажа. Фильм ведь состоит не только из режиссерской, но и из актерской работы тоже. Так что я рад, что тоже причастен к этому успеху.
— Как вы попали в картину? Вам сразу предложили роль Скворцова или были другие варианты?
— Когда Леонид Федорович появился на киностудии имени Довженко, он был на пике популярности. Для меня же, после картины Николая Мащенко «Комиссары», это была всего лишь вторая работа в кино. Не могу сказать, чтобы я до этого когда-то всерьез мечтал о небе. Так, романтика молодости, фантазии... Но, когда прочитал сценарий, как-то сразу понял: это — мое. Здесь было полное совпадение: сумасшедшая популярность Быкова, военная патетика, неоднозначный образ Скворцова, преодолевшего трусость, и, конечно же (улыбается), возможность поднять себя в небо! К тому же Быков, как и я, был родом с Донбасса, так что мечты о небе и авиации стали для меня такими близкими и желанными! Жить без этого фильма я уже не мог!
— Говорили, что на роль Скворцова были и другие претенденты. Это правда?
— От Быкова я этого не слышал. Знаю, что Леонид Бакштаев хотел сыграть Скворцова. Возможно, поэтому неслучайно его появление в роли сына Святкина в следующей картине Быкова «Аты-баты, шли солдаты», где я, например, сниматься не мог из-за работы в «Капитане Немо».
В «Стариках...» я был постарше других актеров, успел пройти армию, потерял к тому времени отца, деда, похоронил многих друзей моих родителей с Донбасса. Все это Быков знал, и, наверное, это тоже каким-то образом утвердило его в желании именно мне доверить роль Скворцова. Этот персонаж ему как режиссеру был нужен, чтобы оттенить лихую удаль и смелость капитана Титаренко, образ которого он так мастерски слепил. Именно поэтому Быкову была необходима еще и внутренняя состоятельность. Я не говорю «актера Талашко» — любого, кто сыграл бы старлея Скворцова. Мое прочтение персонажа совпадало с быковским: я не хотел, чтобы Скворцов казался зрителю трусом или подлецом. Не возражал Быков и против импровизации, если это помогало глубже раскрыть персонаж.
— Пробы к фильму — часто болезненное для актеров событие: утвердят — не утвердят. Свои волнения по этому поводу помните?
— Особых волнений не было, ведь Быков, когда меня встретил, помню, тут же сказал: «Знаешь, а давай сразу в материал фильма!» Пробы, конечно, были, но Быков, от природы такой интеллигентный и обходительный, всегда щадил актеров, старался, чтобы никто не чувствовал себя отработанным материалом. Я, например, никогда не встречался с другими претендентами, хотя на такую роль Быков наверняка пробовал кого-то еще. У другого режиссера можно было, выходя с проб, увидеть гнетущую картину — еще одного актера, даже близкого друга, в таких же костюме и гриме. У Быкова такое было невозможно.
Или, скажите, где, когда, какой режиссер посылал бы актеру, получившему отказ, открытку с извинениями и со словами надежды на будущую встречу? А Быков это делал. Он был далек от того хамства, когда одному актеру говорят, как он превосходен, а снимают при этом другого.
Расскажу еще один эпизод. Мой отец умер рано, и мы с мамой очень тяжело пережили это горе. Через некоторое время у нее появился другой человек, и я, уже взрослый парень, его не принял. В общем, вел себя по-ребячьи глупо, думал только о своих задетых чувствах, не обращая внимания на мамины страдания. Когда я рассказал Быкову о том, что обнаружил присутствие постороннего человека в жизни мамы, он по-отцовски так сказал: «Знаешь, ты ведь не прав! Сам-то ты в Киеве, а мама — одна в Макеевке. Ей нужно подспорье, моральное и духовное, понимаешь?» После этих слов мое ребяческое сознание перевернулось, я испытывал перед мамой глубокое чувство вины.
«Прототип Скворцова был парнем со странностями. Мог после боевого вылета явиться к начальству на доклад с тросточкой в руке и цилиндре»
— Успех картины обусловлен и ее исторической правдивостью. Была ведь на войне такая «поющая эскадрилья», и служившие в ней летчики стали прообразами Титаренко, Кузнечика, Смуглянки. Редактор фильма Эмилия Косничук рассказывала, что даже образы девушек-пилотов были взяты из жизни. И история Ромео и Джульетты — не вымысел. А о прообразе вашего героя что-то известно?
— О прототипе моего Скворцова (в жизни у него была другая фамилия) я узнал от самого Леонида Федоровича. На счету у этого летчика сбитых вражеских самолетов не счесть, но сам парень был со странностями. Мог после боевого вылета явиться к начальству на доклад с тросточкой в руке и в цилиндре. Это во время войны-то! Сколько у него было за это взысканий! Со слов Быкова, в какой-то момент этот пилот сломался. В бою он несколько раз поворачивал машину назад. Беседы с товарищами не помогли, ему грозил расстрел. Тогда командир эскадрильи в присутствии летчиков зачитал ему фальшивое решение трибунала и приговор: за проявленную трусость — расстрелять. Зачитав «обвиняемому» эту подделку, летчика отвели в сторону и произвели холостой залп, как бы исполнив приговор. О том, что выстрел будет холостым, мой герой не знал...
— Ничего себе воспитательная мера!
— Иногда, чтобы привести человека в чувство, ему дают пощечину. В той ситуации такой пощечиной стал холостой выстрел.
— Во время съемок почувствовать себя настоящим летчиком довелось только вам и Быкову. Самому летать, наверное, страшно было?
— Не страшнее, чем впервые садиться на лошадь или прыгнуть с нее! Я, например, когда снимался в картине «Как закалялась сталь», один раз неудачно прыгнул с коня, сломал себе ногу. А вот на самолетах с удовольствием летаю и сегодня. Правда, с инструктором.
Вообще летчики, наверное, одни из самых верных почитателей таланта Быкова. Сколько раз доводилось слышать от них, что именно фильм Леонида Федоровича помог им обрести эту профессию. И в моей жизни фильм «В бой идут одни «старики» тоже был поворотным пунктом, после которого я уже не мог делать то, что мне не было так же любо и ценно. Поэтому-то я и редко снимаюсь в последнее время. Работа с Быковым, Николаем Мащенко, Григорием Коханом, Юрием Морозовым подняла меня на такой уровень, что опускаться ниже этой планки я уже не мог.
После смерти Быкова на его родине, в Краматорске, появился самолет «Маэстро», который мы, к сожалению, не уберегли. Мне позвонили среди ночи и сказали, что самолет после расформирования воинской части сдали на металлолом. После этого мы с друзьями, летчиками и командующим ВВС Украины хлопотали о том, чтобы именем Быкова назвали целую эскадрилью в Василькове. Осенью, ближе к 80-летию Быкова, собираемся совершить агитперелет по местам, связанным с Леонидом Федоровичем и его фильмами.
— У Быкова был какой-то особый подход к актерам? Каким он вам запомнился на съемочной площадке?
— Как в кино у капитана Титаренко были летчики-«желторотики», так и мы — я, студенты Сергей Подгорный, Сергей Иванов, Вано Янтбелидзе, Евгения Симонова — были подмастерьями Быкова. Мы, тогда совсем еще молодые актеры, чувствовали себя спутниками этой огромной звезды по имени Быков. Он очень трепетно относился к старшему поколению людей, но и молодняком искренне восторгался. Помните фразу Титаренко: «Летать не умеют, стрелять тоже пока не умеют, но — орлы!»? Такое же отношение Быкова было и к нам. Но при всем своем деликатном и трепетном отношении к актерам на съемочной площадке Быков требовал от всех точности и пунктуальности. Однажды я опоздал на целый съемочный день, и, хотя моей вины в этом не было, для Быкова проявление такой непунктуальности с моей стороны стало настоящей травмой.
Весь съемочный процесс Быков старался выстраивать поступательно, наблюдал за нами, чтобы не пропустить момент, когда произойдет внутренний перелом, миг растворения в своем персонаже. Мою финальную сцену у костра снимали чуть ли не самой последней. Быков все время присматривался ко мне, ждал, пока Скворцова прорвет: «Все, командир! Подавай на трибунал, я трус. Кончился летчик...»
Ведь как снималась эта сцена? На съемочной площадке оставались только оператор, съемочная группа, Быков, Смирнов и я. Всех остальных Леонид Федорович попросил уйти, чтобы я, в образе Скворцова, остался наедине со своей проблемой. Когда Быков говорил мне: «Человек рождается и умирает сам. Это все, что я могу для тебя сделать» — и рвал мое заявление, страсти уже клокотали внутри меня. У костра было всего два дубля. Наверное, я больше и не смог бы. Ведь есть какой-то предел, после которого душа словно вывернута наизнанку... Когда мы уже озвучивали фильм, нужно было вновь пережить эти чувства, вернуть ощущение того разговора. Мысленно я возвратился к тому костру, и все повторилось. Подобного достигал еще только мой учитель Николай Мащенко.
—
— Замена Анатолия Матешко на Сергея Подгорного в роли Смуглянки происходила на ваших глазах. Что там на самом деле случилось между Матешко и Быковым?
— Случай с Анатолием Матешко — еще одна подножка Быкову от судьбы. С этим актером в роли Смуглянки уже были отсняты несколько эпизодов, как вдруг Леониду Федоровичу приходит телеграмма: Матешко предлагают главную роль в другом фильме. Когда Быков показал мне эту телеграмму, все, что он чувствовал, было написано у него на лице. На месте Быкова другой режиссер кричал бы, ломал стулья и стучал кулаками, тем более что съемки обеих картин происходили на... одном и том же поле! Только на разных его сторонах. Но сама мысль, что ты можешь помешать человеку реализоваться в главной роли, не позволила Леониду Федоровичу отстаивать свое право на актера. Быков сказал Матешко: «Как ты решишь, так и будет». Может, кто-то подсказал Толе, что, мол, там у тебя главная роль, а у Быкова — второго плана... В общем, Матешко отказался от роли. И тот эпизод под крылом самолета, где Скворцова спрашивают: «А что, сегодня летать не будем?» — и я отвечаю: «Дров достаточно. Учите матчасть», — все, что осталось от Толи Матешко в фильме.
Так судьба подарила шанс Сергею Подгорному. Представьте: зеленое поле, рядом речушка, возле которой ребята из массовки гоняют футбольный мяч, и среди них двое студентов — Сережа Подгорный и Гриша Гладий. Леонид Федорович подошел ко мне и спрашивает: «Кто, по-твоему, будет лучшим Смуглянкой?» Я ответил, что Сережка Подгорный. Быков, которому Сергей тоже очень понравился, еще раз на него взглянул: «Да, и глаза красивые, и улыбка потрясающая. Сережа! Вот тебе сценарий, с сегодняшнего дня ты — Смуглянка». Сережа сделал вот такие глазища (руками показывает), взял сценарий и ушел. Мы его полдня искали. Оказывается, он просто не мог поверить, что на него такое счастье свалилось. Только что снимался в массовке, а тут — такая роль!
Со Смуглянкой, помню, один смешной случай произошел. К тому времени, когда мы снимали посиделки с женщинами в палатке, где я пел свою финальную песню, Смуглянка уже вроде как погиб и был свободен от съемок. Но прозвучала команда: «Вторая поющая» — в кадр!» — и Сережка Подгорный пошел в кадр вместе с нами. Просматривая снятый материал, Быков случайно заметил Смуглянку и воскликнул: «О! Покойник пошел!» Пришлось этот эпизод переснять.
Пару лет назад все газеты написали, что Смуглянка, мол, бизнесом занялся — гробы клепает. А ведь никто не разобрался, что женщина, по чьей просьбе Сережа ту крышку надгробную сделал, после смерти мужа без копейки денег осталась. У Подгорного руки золотые, вот он ей и подсобил. И в больнице, куда я ему помог устроиться, кафель постелил, потолки покрасил. А его выгнали, потому что опять сорвался (запил. — Авт.)... Быков, может, потому и относился к нему так трепетно, что чувствовал в нем эту слабинку...
— Каждый год на фестиваль в «Артеке» вы везете фильм «В бой идут одни «старики», и каждый год — в зале аншлаг. Как вы объясните этот феномен?
— Кроме «Стариков...», нет другой картины, которую показывали бы шесть-семь раз. Ну да, смотрят «А зори здесь тихие» и «Офицеры» с Василием Лановым. То, что ребята и сегодня смотрят «Стариков...», меня лично очень радует. Они не понимают — и слава Богу, — что такое война, но добрые, искренние взаимоотношения между товарищами им близки. Значит, на это поколение можно надеяться.
Я езжу по разным городам и странам с творческими вечерами и везде, даже в Китае и Монголии, люди независимо от возраста помнят и любят этот фильм. Меня обязательно просят спеть хоть один куплет «Смуглянки» и «Нiч яка мiсячна». В прошлом году в той же Монголии актер, сыгравший роль Чингисхана, очень настаивал, чтобы я только с ним попел эти песни. В картине все актеры пели сами. Судя по тому, что даже мой краматорский крестник Леша в четыре года пел наизусть «Смуглянку», хотя говорить еще почти не умел, Быков и тут не ошибся.
— Как вам идея снять продолжение картины — «И снова в бой идут одни «старики», о котором сейчас говорят некоторые украинские актеры?
— Еще при жизни Быкова ходили такие разговоры. Для тогдашнего кинематографа это было что-то новое. Слышал, что и сегодня предпринимаются такие попытки. Ну неужели кто-то думает, что Быков не хотел бы продлить свою жизнь в кино в роли капитана Титаренко? Но он понимал, что это будет спекуляция. Быков говорил: «Ну кого, скажите, снимать, когда почти все персонажи погибли: Смуглянка, Скворцов, Ромео, Джульетта, капитан Зоя». На все просьбы, звучавшие даже со стороны ЦК, Быков только руками разводил... Правда, был момент, когда Быков вроде бы решился. Я хорошо помню, как он рассуждал: «Ну ладно, допустим, самолет Скворцова разбился, но сам он не погиб, и Кузнечик выжил... Но ведь все остальные погибли в кадре — их не оживить... Нет, все-таки — нет». Это было его последнее слово в той дискуссии.
Когда еще съемки «Стариков...» не были закончены, Быков говорил нам, что было бы хорошо, когда снимем кино, сделать и спектакль. Ведь Леонид Федорович был театральным актером. Несмотря на успех в кино, театр оставался его стихией, и, конечно, он хотел сыграть Титаренко и на сцене. Но, когда фильм вышел на большие экраны и на нас обрушилась слава, начались поездки в Германию, Польшу, Чехословакию, и поставить спектакль на сцене так и не сложилось. Однако уже после смерти Леонида Федоровича мне звонили из Мукачевского музыкальнодраматического театра с предложением поставить «Стариков...» на их сцене. Я сразу затруднился ответить. Обратился за советом к одному из сценаристов фильма Евгению Оноприенко (Александр Сацкий уже умер к тому времени). Евгений мне сказал: «Ну, раз они хотят видеть «Стариков...» на своей сцене, то своего добьются. Только режиссером будет кто-то другой. А ты тему эту знаешь и не сподличаешь». Так он меня благословил. Взяв сценарий, я отправился в Мукачево. Жутко переживал, ведь это был мой дебют в качестве режиссера. С Божьей помощью за месяц я поставил там этот спектакль. На мое счастье, премьера прошла успешно, и спектакль на несколько лет включили в репертуар театра. Я рад, что смог еще раз прикоснуться к удивительному миру быковских героев.
