АТЫ-БАТЫ, ШЛИ СОЛДАТЫ..., сценарий фильма. ч.2

В казарму вошел командир батальона, немолодой капитан, еще не оправившийся от ранения, а потому - с палочкой.
Суслин бросился навстречу, расталкивая строй собственных подчиненных:
- Товарищ капитан... Да пропустите же меня!.. Товарищ капитан, второй взвод первой роты вверенного вам батальона построен для полевых занятий. Командир взвода младший лейтенант Суслин!
- Отставить полевые занятия, - устало сказал комбат. - Взвод - на разгрузку капусты.
- Что?..
- На разгрузку капусты, - терпеливо повторил капитан. - Слава Богу, хоть капусту дали.
- Есть на разгрузку капусты, - упавшим голосом сказал Суслин.
- Гарбузенко, выводите личный состав.
- Напра-во, - сказал помкомвзвода. - Не в ногу на выход шагом марш!..
Сломав строй и вдоволь потолкавшись в узком проходе, солдаты выходили из казармы.
- Товарищ капитан, разрешите обратиться? - спросил Суслин, когда они остались вдвоем в опустевшей казарме.
Командир батальона оглядел его с ног до головы, вздохнул:
- Больно уж вы аккуратный какой-то, лейтенант. Какой-то слишком уставной, что ли.
- Не понял, товарищ капитан.
- Хоть бы гимнастерку укоротили, - с досадой сказал капитан. - Или козырек на фуражке пальца на два обрезали.
- Так ведь не положено, товарищ капитан.
- Это точно, что не положено, - еще раз вздохнул комбат. - Ну, что у вас?
- Относительно ефрейтора Святкина, - сказал Суслин, почему-то понизив голос. - Недисциплинирован. Дерзок. Такой может весь взвод разложить. Настоятельно прошу перевести его от меня, товарищ капитан.
- Святкин - фронтовик, - помолчав, сказал комбат. - В последнем бою подбил два танка, за что в госпитале ему вручили орден. А вообще сложной он судьбы человек. Из беспризорников. Что нельзя не учитывать. Рекомендую найти подход. Из взвода Святкина убирать не будем. Ясно?
Суслин кивнул.
- У вас в школе было прозвище, лейтенант?
- Никак нет.
- Теперь будет, - обнадежил капитан, - Святкин постарается. Отправляйтесь за взводом и возглавьте работу по разгрузке капусты. А то они там сожрут половину. Хлопцы без витаминов отощали.
Вытянувшись в цепочку, взвод выгружал капусту с платформы, стоявшей на запасном пути. Солдаты перебрасывали друг другу кочаны, сопровождая работу шутками, смехом и звучным хрустом капустных листьев.
Младший лейтенант Суслин выгружал капусту вместе со всеми. Сейчас он не чувствовал себя их командиром, а всего лишь одним из сорока молодых, азартно трудившихся парней.
- Лови!
- Принимаю!..
Ловя кочан, Суслин оглянулся и увидел...
...как командир отделения сержант Мятников, стоявший на платфюрме, выбрав из кучи два больших кочана, перебросил их через противоположный борт.
- В чем дело, сержант Мятников? - грозно крикнул Суслин, подбегая к платформе. - Почему разбазариваете продовольствие?
- Я ничего не разбазариваю, - хмуро пояснил Мятников. - Я просто отдал два кочана.
- Кому отдали? - запальчиво наседал Суслин. - Кому, спрашиваю?
И оглянулся.
На путях стояла худенькая девочка лет двенадцати в большом солдатском ватнике и сапогах. Сунув кочаны в мешок, она собралась было бежать, но бдительный Суслин остановил ее:
- Девочка, стой!..
Девочка остановилась, с испугом глядя на лейтенанта.
Взвод тут же бросил работу. Солдаты смотрели на командира серьезно, ожидая и проверяя одновременно, и младший лейтенант уловил это.
- Почему здесь посторонние? - спросил он, но уже без прежнего металла в голосе.
- Она не посторонняя, - серьезно пояснил Мятников. - Она - сирота. Отец погиб на фронте, а мать тут умерла.
Младший лейтенант молчал, не зная, как следует поступить в подобной ситуации, поскольку в уставе никаких указаний на этот счет не содержалось.
- Иди, Наташа, иди, - тихо сказал Мятников девочке. - Не бойся, дядя шутит.
Девочка кивнула и пошла по железнодорожным путям. А Суслин стоял у платформы молча и смотрел вслед расхитителю, уносившему "казенное продовольствие" на глазах всего взвода.
- Взвод, приступить к работе! - послышался за его спиной голос старшего сержанта Гарбузенко.
И сразу же вновь раздались звучные удары тугих кочанов, смех и веселая перебранка работавших солдат. А Суслин по-прежнему смотрел вслед уходившей девочке...
...И возник шумный школьный класс.
Ученики десятого класса рассаживались по партам после большой перемены, дожевывая завтраки, доставая книжки, тетради, готовальни.
На последней парте Игорь Суслин и красивый юноша с уже пробившимися усиками сцепили руки, и по тому, как третий мальчик, перегнувшись, разбил рукопожатие ребром ладони, стало понятно, что ребята о чем-то поспорили.
Игорь выбрался из-за парты и прошел к доске, где стояла хрупкая большеглазая девочка с толстой косой и стирала тряпкой написанные мелом предложения.
Игорь подошел вплотную и положил руку на ее плечо. Она не сбросила руки, только вопросительно улыбнулась. Игорь медленно провел рукой вниз по натянутому платью, дошел до груди и вдруг сжал ее в ладони. Стиснул на глазах у всего класса. И отшатнулся, ожидая удара.
Но удара не последовало. Девушка просто смотрела ему в глаза. Молча и очень серьезно. И под этим взглядом Игорь опустил голову, поняв вдруг, что ударил-то - он...
Младший лейтенант Суслин по-прежнему стоял возле железнодорожной платформы с капустой и смотрел....
...как азартно и весело перекидывают друг другу кочаны солдаты его взвода.
Он смотрел, но ничего не слышал. Ни шуток, ни смеха. Он слышал сейчас только самого себя, свой собственный голос.
"- Как же мне тогда стало стыдно, Кимка! И стыд этот не прошел до сих пор. Если я когда-нибудь увижу тебя, милая моя Кимка, я попрошу прощения. Только, наверно, я не увижу тебя. Я даже не знаю, где ты теперь, Кима Вилленстович?.."
Суслин все еще стоял возле заметно опустевшей платформы, слушая самого себя...
- Что это командир наш, вроде как офонарел? - спросил Святкин, ловко принимая очередной кочан, и вздохнул:
- Все-таки, ребята, он не того...
- Задумался человек, - добродушно отозвался Сайко. - Тебе это, конечно, не очень понятно... Кстати, Сват, ты ему прозвище придумал?
- Суслик. - Помедлив секунду, убежденно сказал Святкин. -Младший лейтенант Суслик. Звучит?
- Что-то не похож он на суслика, - усомнился Сайко.
- Не скажи, Ваня, - усмехнулся Святкин. - Есть в нем что-то от грызуна. Въедливость этакая.
- Тише, - с укоризной сказал Сайко. - Услышит.
Но Суслин не слышал этого разговора. Он смотрел на солдат по-прежнему отсутствующим взглядом, вслушиваясь в собственный голос:
"- Ты помнишь, Кимка, когда мы принимали тебя в комсомол, то все допытывались, почему у тебя иностранное имя? А ты объяснила нам, что папа назвал тебя так в честь Коммунистического Интернационала Молодежи. Только женского рода. И сейчас мне кажется... Нет, я знаю, что люблю тебя, Кимка, мой Коммунистический Интернационал Молодежи женского рода..."
- Амба! - веселый крик Святкина прервал размышления Игоря. - Хана, кореши!..
К Суслину подошел как всегда неторопливый Гарбузенко:
- Товарищ младший лейтенант, взвод закончил разгрузку капусты.
Игорь оглянулся.
Перед ним стояла пустая платформа.
* * *
Было поздно, и гости уже разошлись. За стеной надсадно кашлял Илья Иванович: никак не мог заснуть. Поэтому Люба и Константин разговаривали на кухне неестественным шепотом, что придавало их беседе драматический характер. Люба мыла тарелки и передавала их мужу, а он вытирал и ставил их в шкаф.
- Посуди сама, Люба, это же неразумно, - говорил он. - Ты не хочешь трезво оценить обстановку. К чему нам всем троим маяться? Ведь пока мы здесь жили, я слова против не сказал. Вспомни. Ты сама гораздо чаще меня на него раздражалась. Но одно дело - в войсках, когда я с подъема до отбоя в части, и совсем другое - в Москве. В академии придется много заниматься дома, во время сессий - наверняка ночами. Тем более я решил закончить академию только с отличием. А Илья Иванович иную ночь, вот как сейчас, к примеру, всю напролет кашляет, а иную - вообще по комнате бродит. Или на кухне сидит и курит одну за другой, да медали свои перебирает. Как все это будет в Москве, когда мне зубрить надо?
- Что же ты все-таки предлагаешь? - стараясь быть терпеливой, спросила Люба. - Бросить его здесь одного?
- Я предлагаю отправить его в Сызрань. К Ивану.
- Ему же там даже спать негде! - не сдержавшись, воскликнула Люба. - У Вани однокомнатная квартира. Маленькая дочка. К тому же, представляю, какую жизнь устроит отцу Клавка. Да он и сам не согласится. Не умеет он людей стеснять. Ну не умеет, не научился.
Константин закурил. Подумал.
- Иного выхода нет, Люба. Ну просто нет. Пускай они возьмут его хотя бы на время. Должна же быть какая-то очередность, что ли. Может быть, нам удастся снять в Москве двухкомнатную квартиру. Поговори с Ваней, Люба, очень тебя прошу.
Она не ответила и, приняв ее молчание за согласие, Константин продолжал уже увереннее:
- Итак, я принимаю решение. Утром ты звонишь Ивану в Сызрань и уговариваешь его взять старика. Я поеду вперед для разведки боем. На денек задержусь в Подбедне. Полковник прав, надо перед академией на отцовской могиле побывать. А то слыхала, как он вчера спросил с подковыркой: дескать, что же это ты, капитан? Я человек несентиментальный, без предрассудков, но долг есть долг. А долги надо платить. Денежные. Офицерские. Сыновние. Всякие. Исполню долг, поеду в Москву и буду тебя там ждать. Да, насчет старика Ивану скажи, что временно. Мол, пока не устроимся в Москве, а там видно будет. Договорились?
Он хотел обнять ее, но она молча высвободилась и пошла к двери. Остановилась, сказала бесцветным голосом:
- Одно я поняла, Костя. Если бы это был твой отец, ты бы так не рассуждал.
- Как - так?
- Расчетливо. Как при стрельбе по фанерным мишеням. - И вышла.
Очень расстроенный последним сравнением, Константин отошел к окну. Мело за окном.
И вдруг откуда-то, из этой холодной темноты, послышался задохнувшийся от бега голос командира взвода младшего лейтенанта Суслина:
- Взвод, к бою! Танки - справа, мотоциклы - слева! Бронебойщики, вперед!..
Суслин стоял посередине заметенной снегом дороги и кричал взводу, уже порядком уставшему после длительного марш-броска. Зимний ветер со снегом бил в лица солдат, задувал под завязанные на подбородках шапки, покрывал инеем стволы промерзших винтовок.
- Бронебойщики, к бою!.. - продолжал выкрикивать "вводную" Суслин, пятясь почему-то и несолидно размахивая руками. - Пулеметчики, туда!.. Танки - справа!.. Справа, я сказал!..
Сайко и Хабанеев ринулись в разные стороны. Токаревская бронебойка сорвалась с плеч. Они поймали ее и начали отчаянно тянуть каждый к себе: Сайко - за приклад, Хабанеев - за надульник.
- Куда тянешь, дура, куда, салага!.. - хрипел Сайко.
- Так он же туда показывал!
- Так ведь танки-то - справа!
- Так он же туда тыкал!..
- Пулеметчики, куда вас черт в сугроб понес?.. - надсадно кричал Гарбузенко. - Соображать надо, где мотоциклы ездят!..
- Заорал, будто на раздатке его на пайку хлеба обсчитали, - хмуро проворчал сержант Мятников, возвращаясь на дорогу. - Да не тычь ты стволом в снег, не тычь, зелень тыловая!
Наконец разобрались, где танки, где мотоциклы. Разбежавшись по обочинам, солдаты залегли в сугробах, изготовили оружие.
- Молодцы! - бодро кричал Суслин, ощущая прилив командирской гордости. - Пулеметчикам следить за флангами! Сержант Мятников, вас убило очередью!
- Во повезло, - обрадовался Мятников. - Можно встать?
- Так убило же вас! - азартно пояснял Суслин. - Убило, потому что высовываетесь и подставляете себя под интенсивный огонь противника. Где вторая бронебойка? Где Святкин?
- Тут я, - за спиной младшего лейтенанта раздался негромкий и очень спокойный голос. - Спичек не найдется, товарищ младший лейтенант? Что-то моя "катюша" совсем фурыкать перестала.
Суслин круто развернулся: перед ним стоял ефрейтор Святкин и одеревенелыми пальцами оглаживал ц ыгарку.
- Святкин, почему вы здесь? - грозно спросил он - А бой?..
- Какой бой?
- Танки же! - закричал Игорь. - Я же сказал: танки справа! Там ваши товарищи гибнут, там атака, а вы... вы...
- Ах, танки? - лениво переспросил Святкин. - Это которые справа? Так те танки, про которые вы сказали, я отбил.
- Как отбили?
- Отважно, - серьезно сказал Святкин.
- Так доложите, как положено!
- Докладываю: все в порядке, бобик сдох.
- Какой бобик? - опешил Игорь.
- Фрицевский, - пояснил Святкин. - Тридцать семь танков я лично пронзил. Остальные разбежались. Их там мой Калуга прикладом доколачивает.
- Слушайте, Святкин, что вы дурочку строите? - тихо свирепея, сказал Суслин. - Какие же это, интересно, были танки?
- Танки типа "сила", товарищ младший лейтенант!
- Все! - закричал Суслин. - Отбой! Ефрейтор Святкин все танки перестрелял!
- Молодец, товарищ ефрейтор, - обрадованно сказал Кодеридзе. - Вот что значит фронтовой опыт.
- Отставить разговоры! - кричал Суслин. - Разберись по отделениям! За мной бегом, марш!..
Придерживая оружие, взвод рысцой потрусил по дороге следом за своим обиженным командиром.
Игорь гнал их беспощадно. Наконец, взмокшие так, что пар шел от шинелей, солдаты вбежали в расположение маршевого батальона.
В канцелярии возле окна стоял командир батальона и, любуясь пышущими жаром "истребителями танков", говорил вечно чем-то недовольному ротному:
- Вот, ротный, отличный взвод. Браво, Суслин, браво! Толковый из него растет командир. Жаль только, что нету у него боевого опыта.
- Жаль, - согласился ротный.
- Но с другой стороны - образование, - размышлял комбат.
- С другой - это точно, - хмуро отметил ротный. - А с третьей стороны у него - Святкин.
Ефрейтор Святкин стоял перед строем взвода, понурив голову, а младший лейтенант Суслин говорил речь, горя незаслуженной обидой:
- Я не стану вас наказывать, ефрейтор Святкин. Надеюсь на вашу солдатскую совесть. Только дайте слово мне, вашему командиру, и своим боевым товарищам, что впредь вы никогда не сорвете тактических занятий нашего взвода.
- Я не бу, - растроганно сказал Святкин.
- Что "не бу"? - опешил Игорь. - Что значит "не бу"? Ду! Где ду?
- Я не ду, - всхлипнув, сказал ефрейтор. - Потому я и не бу...
Четыре десятка глоток заржали, словно табун. Гоготали, задыхались, кашляли...
- Командуйте им, чтоб в казарму шли, - посоветовал Гарбузенко. - Намерзлись хлопцы. И жрать им давно пора.
- Командуйте сами, - Суслин вяло махнул рукой и пошел совсем не в ту сторону...
Константин лежал на второй полке купейного вагона, вслушиваясь в стук колес и звуки ночной поездной жизни. Ему не спалось. Состав замедлял ход. Зашипели тормоза, поезд остановился. Громыхнула входная дверь, и в коридоре послышался недовольный голос проводницы:
- Куда я вас дену? Куда? Сказано, мест нет, так все равно лезут и лезут!
- Не волнуйтесь, пожалуйста, - мягко сказал женский голос. - Мне недалеко, я здесь постою, в коридоре. Я не могу не ехать, просто не могу. Я же объясняла вам...
- Объясняла, объясняла, - почему-то очень обиженно проворчала проводница и, видимо, прошла в свое купе, потому что хлопнула дверь.
Поезд тронулся с места. Опять застучали колеса.
Длинный дощатый стол казармы был завален паклей, тряпками, шомполами, манерками с маслом и щелочью. Взвод занимался чисткой оружия.
Суслин ходил за спинами солдат, не вмешиваясь в их ленивый разговор.
- Нетерпеливый ты, Абрек, - ворчал Мятников. - Не дери паклей ствол, не дери. Гладь - пулемет ласку любит. Ты что, девок никогда не гладил, что ли?
- Зачем так о женщинах говоришь? - сердился Кодеридзе. - У меня жена есть, мне обидно, понимаешь.
- Жена? - недоверчиво протянул Мятников. - Ну, ты даешь, Абрек! И ребенка успел сделать?
- Зачем опять обидно говоришь? Спроси: дети есть? Отвечу: есть. Сын есть, понимаешь?
- Сын?.. - поразился сержант. - Ну, извини, не знал. Извини, друг. Сын... Сын - это, брат, здорово! Ты молодец, что сына заимел. По себе знаю. У меня, брат, двое.
- А у меня - девочка, - ласково улыбнулся Хабанеев. - Я ей самое красивое имя нашел. Такое...
- Ты бы лучше пружину нашел, Хабанера, - прервал его Сайко. - Баланду травить вы все мастера, а я вот интересуюсь, где наша пружиночка?
- Должно, уронили, товарищ младший сержант.
- Уронил, так ищи, салага! А то девочка твоя в первом же бою сироткой останется.
Хабанеев покорно полез под стол, где и принялся искать злополучную пружину, недовольно ворча под нос:
- Ходят тут, ходят, а потом удивляются, отчего это оружие не стреляет...
- Вы обо мне, что ли, Хабанеев? - нахмурился Суслин.
- Никак нет, - отозвался из-под стола Хабанеев. - Я о старшем сержанте Гарбузенко, товарищ младший лейтенант. У него сапоги сорок шестого размера: затвор можно унести, не то, что пружиночку.
- Кстати, а где Гарбузенко? - спросил Игорь.
- К старшине пошел, - пояснил Мятников, любовно протирая ветошью ствол пулемета. - Мыло канючить.
- Нам же выдавали мыло? - удивился Суслин.
- Тому мылу кто-то уже ноги приделал, - усмехнулся Сайко.
- Тю-тю наше мыльце, - вздохнул под столом Хабанеев. - Теперь газетами мыться будем. Говорят, если взять подшивку за полгода и тереть активно спину, то...
- Что вы там под столом разглагольствуете, Хабанеев? - недовольно спросил Суслин. - Почему вы вообще не вылезаете?
- Я пружину ищу, - объяснил Хабанеев. - Бронебойка без пружины не стреляет. А насчет газет - точно, вы у начхима спросите. Есть у старых подшивок мылящая способность...
- Прекратите глупые остроты! - поняв, что его снова разыгрывают, рассердился Суслин - Лавкин, почему вы пэтээр один чистите? Где ваш первый номер? Святкин где, спрашиваю?
По уши перемазанный маслом Лавкин, в одиночку трудившийся над бронебойкой, обреченно вздохнул:
- Это... Товарищ ефрейтор приказали, чтоб, значит, все блестело, а сами... И замолчал.
- Ну и что же они сами? - нетерпеливо спросил Суслин.
- Сами дрыхнут, - пояснил Мятников - Ну, сачок! На все сто с походом...
Святкин действительно сладко посапывал в самом дальнем углу верхнего яруса нар, и снизу его не было видно.
Суслин взгромоздился на табурет, привстал на носках и лишь тогда обнаружил спавшего ефрейтора.
- Встать! - скомандовал Суслин.
Святкин не шевельнулся, но по его замершему дыханию было ясно, что он прикидывается спящим, соображая, как бы получше выйти из создавшегося положения.
Солдаты перестали чистить оружие, с интересом ожидая начала очередного "спектакля".
- Ефрейтор Святкин, встать! - крикнул Игорь и дернул спящего за ногу.
- Раны... - вдруг простонал Святкин.
- Какие раны? Причем тут раны?
- При мне, - умирающим голосом пояснил ефрейтор. - Болят мои раны. Застудил в период героического отражения танковой атаки. Скрутило.
- Скрутило?.. - Игорь в растерянности оглянулся... и увидел сорок молодых, приготовивших улыбки лиц. Спрыгнув с табуретки, Игорь спокойно и неторопливо пошел к выходу.
- Куда это он? - шепотом спросил вылезший из-под стола Хабанеев.
- Может, за доктором? - предположил Крынкин.
- Скажешь тоже, - возразил Глебов. - Небось, командиру роты жаловаться побежал, Суслик...
Игорь вдруг резко повернулся, шагнул к солдатам. Он смотрел на них в упор. Губы его дрожали, да и заговорил он непривычным, до звона напряженным голосом:
- Ладно, я плохой командир. Я не могу справиться со Святкиным. Я не умею командовать. Я не способен руководить. Но вы же комсомольцы! Вы - комсомольцы, а кругом - война, а вы смеетесь, ржете, как жеребцы, а там товарищи ваши гибнут. Это честно, по-вашему? Это по-комсомольски? Я не виноват, что я - ваш командир... Я готов хоть сейчас стать рядовым. Готов поменяться с любым из вас! Не потому, что боюсь ответственности, а потому, что вы - мои товарищи. Вы же товарищи мои, мы же вчера в школе за партами вместе сидели. А вы... Вы предаете меня. Да, предаете! И мне стыдно. Стыдно за вас, ребята.
Чувствуя, что вот-вот не удержит слез, Игорь оборвал сам себя, постоял, опустив голову, и быстро вышел из казармы.
В казарме возникла странная тишина. Посерьезневшие солдаты, не глядя друг на друга, вдруг двинулись к нарам, где лежал ефрейтор Святкин. На ходу сержанты и те, кто был постарше, как-то сами собой вышли вперед, оттеснив молодежь.
- Сват, - негромко сказал Мятников. - Ну-ка спустись.
А ефрейтор Святкин все еще по инерции улыбался...
Вечером младший сержант Сайко докладывал командиру взвода младшему лейтенанту Суслину:
- Товарищ младший лейтенант, во взводе вечерняя поверка произведена. Личный состав налицо. За исключением ефрейтора Святкина. Докладывает дежурный младший сержант Сайко.
- А где Святкин? - хмуро спросил Суслин.
- Отправлен в санчасть, товарищ младший лейтенант.
- Опять раны?
- Никак нет. С нар упал. Аккурат после разговора с вами.
- То есть как это - упал? - нахмурился Суслин.
- Не спрашивай ты ни о чем, лейтенант, - с грубоватой фамильярностью ответил Сайко. - Не спрашивай, и все будет нормально. Поговорили с ним ребята маленько, вот и все. По-солдатски, как говорится, без мусора из казармы.
Константин сел на верхней полке вздрагивающего от быстрого хода вагона. Нащупал в кармане тужурки сигареты. Осторожно, стараясь не побеспокоить соседей, спрыгнул на пол и вышел из купе.
В коридоре было пусто. Только возле одного из окон стояла молодая женщина в расстегнутой шубе и сброшенном на плечи платке. У ее ног громоздился объемистый чемодан.
Константин закурил и, раздвинув шторы соседнего окна, стал всматриваться в рассветный полумрак. Мело за окном.
- Март, - сказал он, не глядя на женщину. - А будто в феврале.
- Март, - согласилась она. - Грачи прилетели, а тут вдруг - метель.
Улыбнувшись, Константин посмотрел на нее, встретил большие, очень серьезные глаза, почему-то смешался и спросил невпопад:
- Вы биолог? То есть, я хотел сказать, ботаник?
- Почему ботаник? - пожала плечами женщина. - Я - терапевт. Работаю на "скорой помощи".
- И не страшно?
- Привыкла.
- Я к тому, что не женское это дело - с раздавленными возиться.
- Это крайность, - спокойно ответила она.
- Но случается?
- Случается. Наш город - на автомагистрали. А вы что, водитель?
- В некотором роде, - улыбнулся Константин. - Механик-водитель первого класса.
Вагон просыпался. Пассажиры с полотенцами потянулись к умывальникам, образуя молчаливые зевающие очереди. Из служебного купе вышла проводница со стаканами чая на подносе.
Проходя мимо, сказала:
- Вы просили предупредить вас насчет Подбедни, товарищ капитан. Подъезжаем. Учтите, стоянка - три минуты.
- Спасибо, - сказал капитан проводнице и взглянул на женщину:
- Извините. Моя станция.
- Вас зовут Константином? - женщина неожиданно тепло улыбнулась.
- Так точно. А почему вы...
- Тогда здравствуйте, Константин. Я - Анна, - женщина протянула руку. - Это я писала вам открытку. Наши отцы погибли в одном бою...
Суслин стоял перед вечно хмурым ротным в маленькой канцелярии.
- Товарищ старший лейтенант, я же все продумал досконально, - проникновенно говорил он, пытаясь убедить мрачного начальника. - Десять километров - туда, десять - обратно. С полной выкладкой.
- Мороз гарантируют. С ветерком, - упрямо не соглашался ротный. - Поморозишь ребят, младший лейтенант.
- Ну, знаете, тяжело в ученье - легко в бою.
- Легко у мамы, - уточнил ротный. - Тебе все хаханьки, в считалочки играть: "Аты-баты, шли солдаты". А я год в окопах подо Ржевом проторчал. Хреновина все это, парень.
- Что хреновина? - обиделся Суслин.
- Все! - отрезал ротный. - Броски, ученья, построения. Мина не избирает, пробежал ты десять - туда, десять - обратно. Шарахнет - и привет Александру Васильевичу.
- Какому Александру Васильевичу?
- Суворову.
- Ну, знаете, ваше отношение к боевой подготовке, товарищ старший лейтенант, совершенно не...
- Ладно, это мое дело. Но как командир роты я твою вредную инициативу запрещаю. Никаких бросков, понял?
- Понял, - вздохнул Игорь. - Но ведь у меня комсомольский взвод истребителей танков. Их к трудностям надо готовить.
В канцелярию вошел командир батальона. Поинтересовался, здороваясь с офицерами:
- О чем речь, отцы-командиры?
- Да вот взводный марш-бросок задумал, - хмуро пояснил ротный. - Проявляет инициативу. Таких инициативных надо по линии военторга использовать, а не в пехоте. Мороз обещают под тридцать, а он - бросок.
- А ну, как и впрямь солдат поморозите? - спросил комбат.
- Так ведь бегом, - сказал Суслин. - Бегом - не шагом, товарищ капитан.
- Бегом - не шагом, - задумчиво повторил комбат и вдруг оживился:
- Кстати, строевой ваш взвод занимается?
- Занимается, - не очень убедительно ответил Игорь. - С места с песней.
- Это хорошо. Запевала есть?
- Есть. Ефрейтор Святкин.
- Поверяющий приезжает, - доверительно сообщил комбат. - Сверху, понимаете?
И многозначительно посмотрел наверх. И ротный со взводным тоже задрали головы.
- Побелить надо, - заметил батальонный.
- Надо, - согласился ротный.
- Все поверяющие сверху имеют одну слабость, - пояснил комбат, покончив с потолком. - Какую?
- Какую? - чистосердечно переспросил Суслин.
- Не знаете вы службы, лейтенант, - покровительственно улыбнулся командир батальона. - Все поверяющие любят прохождение с песней. Теперь ясно? Так что непременно разучите хорошую строевую песню. Будете защищать честь батальона.
- А бросок? - уныло вздохнул Игорь.
- Ах, бросок? Это как ротный решит.
- Против, - решительно отрубил командир роты. - Хлопцам через месяц на фронт, а там бросков хватит. И бегом, и шагом, и туда, и обратно. Против.
- Ясно, - упавшим голосом сказал Суслин.
- Да, поверяющий может зайти в расположение, - спохватился комбат. - Сегодня же проверьте казарму на предмет лишнего барахла, младший лейтенант. Все убрать. Чтобы было чисто и пусто.
Когда Суслин вошел в казарму, его встретил один дежурный.
- Товарищ младший лейтенант, взвод занимается согласно утвержденному расписанию, - доложил он. - Дежурный рядовой Глебов.
- Срочно проверить тумбочки, Глебов, - приказал Суслин. - Все лишнее - на стол!
- А что - лишнее?
- Кроме умывальных принадлежностей, кружек, ложек и книг - все. Ясна задача?
- Ясна, - сказал Глебов. - А махорка?
- Махорку можно оставить.
Суслин и Глебов начали внимательно проверять тумбочки, стоявшие в два этажа возле стены.
- Из дому что пишут, Глебов? - спросил Игорь, осматривая содержимое тумбочек: зачитанные книжки и журналы, письма и фотографии, кружки да ложки.
- Писать некому, - ответил дневальный. - Мать с сестренкой в Германию угнали, отец партизанит где-то. Если жив. Одна бабка осталась, а она уже и не видит ничего.
- А вы что же в партизаны не ушли?
- Я-то?...Пахал я.
- Что? - не поняв, переспросил Суслин.
- Пахал, говорю.
Младший лейтенант оторвался от очередной тумбочки и долго смотрел на Глебова с презрительным сожалением.
- На немцев, значит, трудились?
- Немцы за это картошку давали. И отруби.
- Странно, странно, - протянул Суслин. - И много вас таких пахарей было? За картошку и отруби?
- Были уж, - нехотя ответил Глебов и вдруг оживился, вытащив из тумбочки три куска хозяйственного мыла:
- Товарищ младший лейтенант, наше мыло! То самое, сворованное. Он его за фанеркой сховал, гад.
- Та-ак, - со злым торжеством констатировал Суслин. - Чья это тумбочка? Святкина?
- Нет. Крынкина.
- Ко мне его. Живо!
Глебов рванулся к двери, но вскоре вернулся, конвоируя тщедушного Крынкина.
- Товарищ младший лейтенант, по вашему приказанию рядовой Крынкин...
Но Суслин не дал рядовому Крынкину окончить рапорт. Отступив в сторону, открыл лежащее на тумбочке мыло, и Крынкин сразу виновато опустил голову.
- Объясните, Крынкин, как это мыло попало в вашу тумбочку?
Крынкин подавленно молчал. Только краснел. Медленно и мучительно.
- Вы меня слышите, Крынкин?
- Я, это... Виноват, - еле слышно сказал солдат.
- Украли? - напирал командир взвода. - Украли у своих же товарищей?
Крынкин покивал. Ушанка смешно заерзала на его круглой стриженой голове.
- Эх вы, комсомолец, - вздохнул Суслин. - Пока - комсомолец! Надеюсь, до первого собрания.
- Простите, товарищ...
- Берите мыло, и идем ко взводу, - решительно приказал Суслин. - Вот там вы все сами и объясните своим товарищам.
Крынкин поднял голову. По лицу его катились слезы, но солдат, не моргая, смотрел на командира. Игорю вдруг стало не по себе, и он отвел глаза.
- Берите мыло.
- Мамане послать хотел, - вдруг тихо сказал Крынкин. - Маманя у меня голодует. И сестры. Сильно голодуют. Отца убили у нас. И брата. На брата "похоронка" пришла, у мамани ноги отнялись. По избе еще ходит, а так... Думал, мыла им, хлебца чтоб купили. Голодно. Сильно голодно им, товарищ младший лейтенант.
- Мне жаль вас, Крынкин, - помолчав, сказал Игорь. - И родных ваших тоже жаль, и вообще... Но вы же украли. Украли!..
- Украл, - покорно согласился Крынкин. - Думал, мамане. Думал, это... - И замолчал.
- Простите вы его, товарищ младший лейтенант, - сказал Глебов. - Я насчет голода знаю. Когда мать есть, хочет, так не то, что мыло - хлеб украдешь. Я знаю. Простите Крынкина.
- Оставьте ваши советы, Глебов, - поморщился Суслин.
- А я скажу, что я украл! - вдруг зло выкрикнул Глебов. - Пусть в штрафную меня, пусть куда угодно, лишь бы на фронт поскорее! Вы под немцами не были, а я был. И не просто был, а пахал под ними, да! И все равно скажу, что я мыло это украл, а не Крынкин. Он же слабый, не видите, что ли? А я - злой, мне ничего не страшно. Так что-либо я, либо...
- А что - либо? - тоже закричал Суслин. - Ну что - либо?!. Что? Снова в тумбочку запихать, да? За фанерку? Ну, что вы молчите, Глебов?
- Был бы я командиром, - сказал дневальный, - я бы знал что.
- Так подскажите мне!
- Будто вы сами не знаете? - усмехнулся Глебов.
- Не знаю, - сердито признался Игорь.
- Пойдите на почту и отправьте это мыло Крынкина мамане. От имени взвода.
- Не надо! - всхлипнув, закричал Крынкин. - Не надо это! Не надо!
- Нет, надо! - резко сказал Глебов. - Надо, чтоб ты, гад, на всю жизнь запомнил, как у товарищей воровать!
- Идите, Крынкин, - сказал младший лейтенант. - И пока помалкивайте там.
Шмыгая носом, Крынкин вышел.
- Не понимаю я вас, Глебов, - вздохнул Игорь. - С одной стороны, вроде бы... А вообще непедагогично. Непедагогично, и я вас не понимаю.
- Не голодали вы, товарищ младший лейтенант, - колюче глядя на Игоря, сказал Глебов. - Не голодали...
Когда Константин вошел в станционный буфет, там было пусто.
Только молодая полная буфетчица разговаривала из-за стойки с Аней, которая в одиночестве завтракала за столиком у окна.
- А твой все летает?
- Летает.
- Не пьет-то хоть?
- Ему нельзя, - печально улыбнулась Аня. - Он у меня - летчик-истребитель. Садитесь, Костя, позавтракайте.
Константин сел за ее столик.
- Билет компостировал, - сказал он. - Поезд завтра вечером. В двадцать два сорок четыре. Так что все отлично устроилось.
Анна перестала улыбаться.
- Вы забыли, какого числа погибли наши отцы? Шестого марта. Все только послезавтра съезжаться начнут.
- Ничего не поделаешь, - сказал Константин. - Меня в Москве ждут. Схожу на могилу, возложу букет.
- Люся, посчитай мне, пожалуйста, - сказала Анна буфетчице.
- Вместе считать?
- Отдельно, - Анна отвела глаза от Константина. - А вы спросите автобус на Ильинку, товарищ капитан. От Ильинки они тогда прошли совсем немного, пешком доберетесь. Только напрасно вы букет с собой не захватили. Здесь цветов не достать, придется ограничиться возложением еловой ветки.
Встала, отошла к стойке. Расплачивалась там с буфетчицей. А у Константина вдруг пропал аппетит.
- Ну что сидите? - злясь, спросила Анна. - Вы же спешили отдать сыновний долг и отбыть в столицу нашей родины.
- Вы местная? - спросил вдруг Константин.
- Нет.
- Родственники тут?
- Почти родственники, - нехотя ответила Анна и, помолчав, добавила:
- Я здесь в пятнадцатый раз.
- В пятнадцатый?.. - удивился Константин, только теперь начиная догадываться. - И всегда в марте?
- Всегда в марте, - ответила Анна. - Однажды была летом. Отпуск здесь провела. Но это не в счет. Это в шестнадцатый раз.
- Тем летом обелиск на братскую могилу ставили, - пояснила буфетчица. - Еще Гарбузенко жив был.
- Какой Гарбузенко? - спросил Константин.
- Старший сержант. Помощник командира взвода, - пояснила Анна. - Умер два года назад, просил, чтоб его - в ту же, братскую. С трудом, но удалось.
- Значит, вы ездите сюда половину вашей жизни?
- Отец и есть половина жизни. Половина жизни - отец, другая половина - мама.
- Здесь живет кто-нибудь, кто был в том бою? - помолчав, спросил Константин.
- В бою погибли все, - ответила Анна. - Немцы добили даже раненых. Но одна девочка из Ильинки пряталась в кустах. То есть это тогда она была девочкой, теперь она - Валентина Ивановна. Я у нее останавливаюсь.
Константин очень внимательно выслушал ее, вздохнул, помолчал. Сказал вдруг, не глядя:
- Не сердитесь на меня, Аня. У каждого свое. Жизнь, как говорится, есть жизнь. Скажите лучше, что я должен сделать?
Анна улыбнулась:
- Для начала помогите мне дотащить чемодан.
...Офицеры маршевого батальона были выстроены на заснеженном плацу. Поверяющий - кругленький, весьма пожилой и очень усталый генерал - кричал обиженным голосом:
- Немец - не дурак, лейтенанты! Не дурак, понятно? "На ура" с ним не надейся! Я его еще с пятнадцатого постиг! Солдату на войне тяжелее всех, понятно? Он прямехонько на смерть побежит. Обманет - удача, не обманет - слава вечная! И коли он чего не умеет, то не он виноват, а его командир, понятно? Солдат никогда не ленится - это его командир ленив. Все с вас спрошу, лейтенанты, все - с вас! Если солдату мы землю свою доверили, то вам - солдат. Самое дорогое, что у нас есть. Дороже не придумаешь. Кто командир взвода, в котором сегодня ефрейтор первой гранатой макет танка разнес?
- Младший лейтенант Суслин! - покраснев от удовольствия, гаркнул Игорь. - Второй комсомольский взвод истребителей танков!
- Комсомольский? Отменно! - похвалил генерал. - Как фамилия молодца?
- Ефрейтор Святкин, товарищ генерал. Ротный запевала!
- Два раза молодец, - улыбнулся генерал. - Твой взвод выделен для прохождения?
- Так точно, товарищ генерал!
- Ну, лейтенант, командуй. Да скажи этому... Святкину, чтобы порадовал меня песней, как порадовал меткостью на ученьях. Иди.
- Есть! - крикнул Суслин и со всех ног бросился к взводу, построенному на другом конце плаца.
- Суслик бежит, - сказал Святкин, увидев бежавшего к ним младшего лейтенанта. - Чего это он сияет, как взводная сковородка?
- Взвод, смирно! - подал команду Гарбузенко.
Подбежал Суслин. Он запыхался и говорил с перерывами, задыхаясь:
- Значит, так... Как махну... Как махну рукой - запевай. Все дружно... И ножку чтобы... Ножку, чтоб земля гудела... Товарищ ефрейтор Святкин, генерал... генерал лично... Лично, понятно?..
- Лично понятно, - согласился Святкин.
Печатая ногу, взвод шагал по заснеженному плацу.
Суслин шагал впереди, ступая легко и упруго, радостно ощущая единый ритм со своим взводом истребителей танков. Направляя взвод к наспех сколоченной трибуне, он молодецки развернул плечи и махнул рукой.
Солдаты начали особенно старательно впечатывать ножку, а ефрейтор Святкин, откинув голову, запел:
Аты-баты, шли солдаты,
Эх, шли солдаты на войну!
И взвод весело подхватил припев:
Нам бы кралю, нам бы кралю,
Нам бы кралю хоть одну!..
В это время взвод проходил мимо начальственной трибуны, солдаты, естественно, держали на нее равнение. Но, услышав ошарашивающе незнакомую мелодию и текст песни, Суслин невольно оглянулся, сбил шаг и нелепо засеменил, пытаясь поймать ритм.
А его взвод, изо всех сил топая сапогами, то молодецки выкрикивал: "Эх!", то скорбно вздыхал: "Ох!.."
Эх! Нам бы кралю, нам бы кралю,
Ох! Нам бы кралю хоть одну!..
- Что это они горланят? - удивленно спросил генерал.
- Вроде "По долинам и по взгорьям", - неуверенно подсказал командир батальона.
- Ну, оболтусы! Ну, разгильдяи! - свирепо засопел генерал. - Взводного ко мне!...
Постоял, подумал, махнул рукой и усмехнулся в седые усы:
- Впрочем, отставить! Песня как песня. Пускай поют!..
Анна и Константин тряслись в сельском "газике". Молодая женщина сидела рядом с шофером, а капитан боком примостился на заднем сиденье, где стоял Аннин неподъемный чемодан.
- Значит, к памятнику желаете? - болтал шофер. - Полчаса делов. Я мимо того памятника два раза в день езжу.
- Он сильно облез? - спросила Анна.
- Есть маленько, - сказал шофер. - Краски хреновые, что ли. Или сырость особая от речки. Каждый год подновляют, а к весне - опять разводы. Надо бы пленкой прозрачной покрыть. Или лаком в три слоя.
- Надо, - согласилась Анна.
- Вот и написали бы куда, - продолжал парень. - Мол, туристы, случайно заинтересовались, то да се. А то наших не прошибешь: то денег у них нет, то еще чего. Только к юбилеям и спохватываются. Главное, мужики там лежат стоящие. Восемнадцать "тигров" подбили!
- Так уж и восемнадцать? - улыбнулся Константин.
- Точно говорю, - обиделся шофер. - Я, правда, неместный, но мне ильинские рассказывали, как они тут, солдаты, то есть, танки рвали. Главное, пушек-то у них не было, вот какое обстоятельство. Одни гранаты, значит. Вот они обвяжутся гранатами и - под "тигра". Восемнадцать хлопцев - восемнадцать "тигров". Такая арифметика.
Кончилась белая от берез и снега рощица, дорога покатилась вниз, а машина остановилась. Все трое выбрались из "газика".
- Вот она - братская, - сказал шофер.
Памятник стоял в чистом поле насквозь продуваемый ветрами. Это был стандартный четырехгранный обелиск, облицованный плитами из белого мрамора, с площадкой для венков, огражденной металлической решеткой. В стороне от памятника тянулась к бетонному мосту наезженная дорога, а вокруг, куда только достигал взгляд, белели чистые снега.
- Пойдемте к памятнику, - предложил шофер. - На нем фамилии есть. С трех сторон.
Но его пассажиры не тронулись с места.
- Да, жизнь прожить - не поле перейти, - сказал Константин и, прикрывшись от ветра, закурил сигарету.
- Вы о чем? - спросила Анна.
- Подумал, что это поле перейти было труднее, чем иному прожить целую жизнь. Вернее, не перейти, а не дать, чтобы перешли другие. Не отдать его, это поле. И труднее, и страшнее.
- Пойдемте к ним, Костя.
- Сейчас. Докурю только.
- Они не обидятся.
Анна первой пошла по протоптанной в снегу тропинке к памятнику.
Константин шел следом, а шофер замыкал шествие.
Подошли к памятнику и остановились. Стояли и молча смотрели на обелиск, на приваренные к подножию остатки оружия: погнутый ствол противотанкового ружья, разбитый автомат, обломок винтовки. И на каску. На ржавую каску с дыркой вместо звездочки.
- До сих пор находят, - тихо сказал стоявший позади них шофер. - Как выпашут чего, так - сюда.
Анна и Константин прошли в ограду и остановились рядом с обелиском. И Анна тихо сказала:
- Здравствуй, папка.
- Здорово, батя, - эхом откликнулся Константин.
Шофер смотрел на них с крайним изумлением.
- Надо бы чемодан принести, - сказала Анна Константину.
- Я принесу! Я!.. - шофер со всех ног бросился к машине.
Анна медленно шла вокруг обелиска, негромко читая фамилии, выбитые на плитах: Абрамов Георгий, Бейсымбаев Токкул, Глебов Иван, Кодеридзе Реваз, Крынкин Василий, Сайко Иван...
Звучал Аннин голос, перечислявший фамилии восемнадцати солдат, лежавших в братской могиле, а Константин вдруг увидел...
...строй одинаково одетых девочек и мальчиков. Они чинно стояли в зале детского дома и завороженно глядели на большой торт с кремовой надписью: "С ДНЕМ РОЖДЕНИЙ!"
И пока за кадром звучал голос Анны, перечислявшей фамилии погибших солдат, детдомовские мальчики и девочки выходили из строя и, получив кусок торта, возвращались на свое место...
Потом голос Анны замер. Константин стоял у лицевой стороны обелиска и смотрел на гипсовый орден Отечественной войны. И слышал другой женский голос. Усталый голос директорши детского дома:
- Это орден Отечественной войны, Костя, которым был посмертно награжден твой отец. Он хранился здесь, в детском доме, пока не пришла пора тебе покинуть его. Сегодня я передаю его тебе, чтобы орден этот хранился у тебя, как самая большая реликвия. Ты мечтаешь стать офицером. Будь же достоин отцовской памяти, Костя. Доброго тебе пути!
- Еле доволок, - запыхавшись, сказал шофер, втаскивая в ограду чемодан.
- Спасибо, - Анна открыла чемодан.
Чемодан был доверху набит банками с краской.
- Берите кисточку, Костя. Тут часа на три работы. К вечеру будем в Ильинке.
- Я заеду, - сказал шофер. - Я бы помог, но мне на ферму надо. Через три часа заеду. В Ильинке есть, у кого остановиться?
- Есть.
- Ждите обязательно! Меня Сергеем зовут.
- Спасибо, Сережа.
Анна и Константин стали вынимать из чемодана банки с краской и кисти. Шофер пошел к машине.
Воинский эшелон стоял на маленькой прифронтовой станции. Командир роты, тыча пальцем в развернутую карту, объяснял младшему лейтенанту Суслину:
- Мы сейчас здесь, усек? На станции Подбедня. Найди Ильинку. Куда ты полез на соседний участок? Маршрут - Ильинка. Там заночуешь. Поутру из Ильинки потопаешь на Румянцево. Нашел Румянцево?.. Хорошо. Там доложишься старшему, укомплектуешься оружием. Полностью по штатному расписанию, усек?
- А дальше?
- А дальше - куда пошлют.
- А вы? - как-то совсем не по-военному спросил Игорь.
- Боишься без начальства остаться? - усмехнулся ротный. - А ты не бойся. Начальство всегда найдется.
- Кормить-то их чем? - растерянно вздохнул Суслин - И спать где?
- Получишь у старшины довольствие на двое суток. Смотри, чтоб враз не слопали. А насчет того, где спать, сам что-нибудь сообразишь. И побольше самостоятельности, взводный! А то песни дурацкие разучивать инициативы хватает, а как солдат спать устроить, так без ротного - ни в зуб ногой.
- Насчет песни, товарищ старший лейтенант, я ничего не знал, потому что...
- Ладно, замнем, - отмахнулся ротный. - Выступишь сразу после завтрака. И учти, фронт рядом. Идти боевым порядком со снаряженным оружием. Усек? И никаких бросков.
- Есть, - вздохнул Игорь, пряча карту в планшет.
Командир роты посмотрел на его озабоченное лицо, сказал вдруг:
- Слушай, а может, забрать у тебя этого... запевалу?
- Ефрейтора Святкина? - нахмурился Игорь. - Благодарю за заботу, товарищ лейтенант. Сам справлюсь.
- Ну, крой, - ротный протянул руку. - Надеюсь, в Румянцеве увидимся. Если еще, куда не зашлют...
Взвод шел по обочине разъезженной дороги, растянувшись жидкой цепочкой. Фронт был невдалеке: ветер доносил раскаты артиллерийского огня. По дороге бесконечным потоком ехали груженые машины, легко обгоняя порядком уставших солдат.
- Долго нам еще топать? - догнал младшего лейтенанта Суслина сержант Мятников. - Животы подвело. Где эта чертова Ильинка?
- Еще минут сорок - сорок пять, - не очень уверенно сказал Игорь. - Придется потерпеть.
- Часок потерпеть можно, - согласился Мятников. - Только надо бы нам квартирьера выслать, товарищ младший лейтенант. Поди, не одни мы в этой Ильинке будем.
- Правильно, - обрадовался Суслин. - Вот вы, Мятников...
- Пусть уж лучше Святкин, - улыбнулся сержант. - Уж он-то точно отыщет, будьте уверены. Да и причина у него имеется.
- Какая причина? - насторожился Игорь.
- Потом узнаете. Так передать Святкину ваш приказ?
- Передайте.
Мятников побежал назад. Усталые солдаты медленно брели по обочине друг за другом.
Зацепившись за борт обгонявшей взвод машины, Святкин перекинулся в кузов и укатил, помахав рукой солдатам.
* * *

Читать дальше>>