В бой идут одни старики.
Сценарий фильма. ч.13

- Что?
Сорвали фонарь. Лицо Ромео окровавлено, струйки крови текут из-под шлемофона. Врач склонился над ним.
Сбрасывая на бегу парашют, Титаренко вскочил на плоскость.
Ромео поднял к нему окровавленное лицо, узнал, слабо улыбнулся.
- Командир... я сел...
И бессильно уронил голову. Смотрят летчики на врача. Он выпрямился. Медленно снимает пилотку. И остальные за ним. И Титаренко, словно захлебнувшись, отвернулся запрокинул голову в небо.
Звучит выстрел.

Два самолета в небе, каскад фигур и пике. Низко над землей проносятся, над свежей могилой, над обелиском со звездочкой. Стоит на могиле стакан со ста граммами, кусок хлеба на нем. Взмахнул рукой Титаренко - резкий залп рвет воздух. И еще. И еще. Вздрагивает от залпа сосновая веточка возле стакана. Вступает гитара. "Раскудрявый... клён зеленый...". Реквием второй-поющей.

После дождя плачут белые березы, стекают капли воды с листьев, падают... падают... Сверкает миллионами блесток роса на светлых березах, кустах, на сочной траве, на цветах.
По лесной дороге, мимо берез, медленно идут трое. Титаренко в накинутой на плечи кожаной тужурке, хмурый Макарыч, Кузнечик.
Прислонился к березе Титаренко, прутиком тронул козырек фуражки.
- Макарыч. Ты уж там сам как-то... Маше... первым скажи...
И пошел дальше. Ссутулился Кузнечик.
Вышли из-за деревьев на опушку и остановились. Увидели...
…Аэродром женского полка пуст. Гонит ветер листы бумаги, газеты. Валяются пустые решетчатые ящики возле опустевших канониров. Стоит забытое измятое ведро. На дереве осталась дощечка-указатель: "Хозяйство Молчановой".
На другой стороне аэродрома виднеется полуторка, и два солдата ломают дощатый навес, грузят в кузов.
В удивительной, только птицами нарушаемой тиши утра отвратительно скрипят вытягиваемые ржавые гвозди.
- Да, - сказал Титаренко. - Улетел девичий полк.

- А может, это и лучше? - проговорил Макарыч. - Для нее Ромео еще живой...
Постояли еще. Молчали. И вдруг - голос Кузнечик:
- Командир!
Он стоит перед фанерной пирамидкой со звездочкой.
На пирамидке - две фотографии. Зоя и Маша. Маша - в белом платье, видать, не нашлось военной фотографии.
Смеющиеся, веселые.
Вступила гитара. И вновь прозвучала "Смуглянка" - тихо, на одной струне.
Поднял голову Макарыч - а над ним небо, ясное, бездонное, чистое.

Сидят двое у могилы летчиц, на земле. Рушник белеет на могиле, стоит стакан на нем и на стакане - хлеб.
- Когда кончится война, - с трудом говорит Макарыч, - вернемся мы сюда. Пройдем по этим местам... кто останется в живых...
- И позовем лучший симфонический оркестр, - сказал Титаренко. - Выйдет дирижер. Я подойду к нему и скажу...
- Пусть они нам сыграют...
- Нет, ты знаешь... я сам... Скажу: извини, маэстро, дай я... и как врежем "Смуглянку"... от начала и до конца.
Трепетный отблеск вечного огня закрывает могилу, она все дальше. Возникает песня.

А степная трава пахнет горечью,
Молодые ветра зелены...

Рушник и стакан на могиле. Опустили головы Макарыч и Титаренко. На весь экран - пламя вечного огня.

Просыпаемся мы -
И грохочет над полночью
То ли гроза,
Толи эхо прошедшей войны.

Звучит песня.
Высоко в небо устремлен шпиль над Вечным огнем.
Панорамой - братское кладбище. Надписи на граните.
В мраморе - скорбное лицо матери склонилось над могилами.
Девочка разрисовала мелом асфальт. Изображение этой фотографии сопровождается песней:

Я сегодня до зари встану,
По широкому пройду полю, -
Что-то с памятью моей стало,
Все, что было не со мной, помню…

Бьют дождинки по щекам впалым;
Для вселенной двадцать лет - мало.
Даже не был я знаком с парнем,
Обещавшим: "Я вернусь, мама!"…

А степная трава пахнет горечью…

На фотографии девочки мелькнул язык Вечного Огня. Все больше.
На весь экран - негаснущее пламя памяти.

…И грохочет над полночью
То ли гроза, то ли эхо
Прошедшей войны.

Снизу выплывает надпись:

Не вернувшимся из боевых вылетов посвящается.

Леонид Быков, Евгений Оноприенко, Александ Сацкий "В бой идут одни старики"
Сверено по изданию: "В бой идут одни старики": Сборник. - М. Дрофа-Лирус, 1994.